— Захотелось, — просто ответил он. — Пошли работать. А вечером, если силы останутся, зайдём в кафе, махнём кофейку.

Разговор опять отложился на неопределённый срок.

А ещё позвонила Алёна. Я спросила про самочувствие — она сказала: «хреново» и сообщила, что про ребёнка ещё не решила, но то, что он ещё не родился, а уже портит ей жизнь — ей не нравится. На мои нравоучения быстро свернула разговор и спросила, как я.

Я в ответ рассказала, что Саша проколол ухо, и мне это не очень нравится.

— Расставаться из-за этого глупо. Вы станете первой парой, расставшейся по такой нелепой причине. Но, если хочешь, выскажи ему, что мужики должны оставаться мужиками.

Но я не стала. Кофе мы с Сашей всё-таки выпили и до выхода из метро он меня проводил, так что я немного к его серьге уже привыкла. А дома поняла: уши — это ерунда. Баловство. Походит, вытащит, прокол зарастёт. А вот измены, недоверие — это страшно. Моя ошибка гораздо страшнее. И надо её исправлять.

Я хотела. Я честно собиралась с духом, чтобы всё ему рассказать. Но ведь не так просто подступиться к этой неловкой теме. Не скажешь же в лоб: «Знаешь, Саш, я из богатой семьи. Мои родители крутятся в высших кругах этого города. Но ведь это ничего не меняет, правда?»

Я надеялась как-нибудь исподволь... Я хотела. И не успела.

Утром вышла на учёбу, почти уже села в машину, где ждал водитель, как сзади меня вдруг кто-то взял за руку чуть ниже локтя.

Обернулась — и потеряла дар речи. Представляю, какое лицо у меня было в тот момент. Я просто не ожидала этой встречи.

— Привет, — произнёс Саша, сжимая губы — и этот жест, и его взгляд явно дали понять, что объяснять уже ничего не придётся. Только объясняться. Оправдываться.

— Привет. Саш...

Тут, так некстати, вылез водитель:

— Вера Валерьевна, помощь нужна?

Мы оба обернулись.

— Нет, я сейчас. Всё нормально, — ответила поспешно.

— Вон даже как, — протянул Саша с горькой усмешкой.

— Давай отойдём и спокойно поговорим. Я всё объясню.

— Да нечего объяснять, я всё понял.

— Ничего ты не понял, — начала злиться я.

Я понимала его эмоции. Хотела бы я, чтобы близкий человек мне врал? Конечно же, нет. Но ведь были на то причины! Я боялась его реакции, наперёд зная, как он отнесётся к этому факту моей биографии. И ведь угадала.

— Разве это что-то меняет?

— Меняет. И не только это. Ты мне врала.

— Да пойми ты, не могла я тебе рассказать! Вернее, я думала, как это сделать... Но я ведь знала, что ты всё воспримешь вот так! И не хотела этого. Не хотела скандала.

— И сколько ты собиралась меня обманывать?

— Я не...

— Вера, я давно догадался. С родителями знакомить ты меня не собиралась, когда я хотел тебя проводить — отбрыкивалась, встречал — ты тоже не выходила.

Было дело. На прошлой неделе Саша мне позвонил, спросил, как дела и где я. Я без зазрения совести честно ответила: дома. А он говорит: «А я как раз у твоего дома. Выходи».

На мгновение сердце ёкнуло: как он узнал? Но потом вспомнила, что под «моим» домом мы понимаем совершенно разные здания, и выйти оттуда, где он меня ждал, я не могла. А если бы он стал расспрашивать соседей? «В какой квартире живёт девчонка, такая, рыженькая, лет двадцать на вид?»

Я сказала, что выйти сейчас не могу, голова не мытая, и чувствую себя неважно. Он, кажется, расстроился, но вида не подал. А сам, видимо, лишь убедился в своих подозрениях.

— Хорошо. Раз так случилось, давай хотя бы теперь всё спокойно обсудим. И я обещаю честно ответить на все твои вопросы.

— Да у меня больше нет вопросов, — пожал он плечами, засовывая руки в карманы брюк.

Сдался? Вот так вот просто готов отказаться от девушки лишь потому, что она оказалась из так называемых «других кругов общества»?

Всё это я ему открыто и заявила. А он на мой прочувствованный монолог только и сказал в ответ с тихой грустью:

— Вера, я не впишусь в твой мир.

— Ну, знаешь, это уж как-то совсем не по-мужски! Чего ты испугался? Ведь я та же Вера! Что изменилось?

— Что изменилось? Ты врала мне.

— То есть если бы я сказала тебе правду раньше, ты не повёл бы себя точно также?

Молчание. Молчание было мне ответом — холодным, будоражащим душу, отчаянным.

«Это не может вот так закончиться», — думала я.