Шрифт:
А жить для отечества?..
Покамест мы этого не умеем. Свары и дрязги, нудные обличения и бестолковщина в работе. Неумение работать, отсутствие взаимной симпатии.
«Лихой человек в пустой земле», – сказал про русских К.П.Победоносцев.
Пусть хоть вид этих гробов пробудит в нас не только одно сожаление, не только одно нервически-кокаинное завывание во вкусе пошлого Вертинского: «И кому и зачем это нужно?!».
А внутреннее чувство симпатии и сотрудничества? Есть же люди, которые не боятся умереть за живые идеи!
В нелепом вчерашнем провокационно-поэтическом фельетоне в «Вечере», в дряблом и измызганном произведении расхлябанного мозга жалкому писаке чудятся «ароматные цветы», выросшие на крови. Чёрный и красный.
Конечно, он ни тот, ни другой. Он – демократический центр, он ни в сих, ни в оных, он тот, кто ни холоден, ни горяч, а потому должен быть изблёван из уст Божиих. Нервически содрогаясь, проходит он мимо крови. Он, видите ли, поэт, и фамилия его – Лялин. Какая-то Ляля подарила его своей любовью, и этим он только и занят.
В эпоху гражданских войн сии ноющие захребетники – самый отвратительный элемент с их ноющим мифом об «общей линии». Я слышал, как об этом центре говорил один выпивший красный буржуй. Ему тоже не надо ни правых, ни левых.
Это люди с принципом ходей [13] : «Моя не касайся».
Но жизнь твёрже и серьёзнее этих Маниловых. «Кровь – это особенная жидкость», – говорит Мефистофель. И поэтому прочно всё, что построено на крови.
Пали герои при занятии Владивостока. Но зато город в их руках – бессмертие победы. Задача, поставленная воле, достигн…
13
Ходя, ходи – пренебрежительное название китайцев. (Прим. ред.)
А что может быть ненадёжнее русской воли? Но тут мы видим – воля есть.
Шагайте по трупам павших борцов, Несите их знамя вперед…Вечерняя газета. 1921. 30 мая.
Причастный тайнам (Памяти Александра Блока)
Умер Александр Блок, певец революции, Блок «Двенадцати».
Слово «Двенадцать» – начало. За ним следовало – «апостолов»… По мысли поэта, во вьюжную, снежную октябрьскую ночь за Христом в венчике из белых роз идут по новым русским путям двенадцать новых апостолов.
Кто они?
Убийственен ответ на это поэта… Взгляните только на их наружность:
В зубах – цыгарка, примят картуз, На спину б надо бубновый туз…Они – красногвардейцы, воины советской России, легкомысленные, беспечные варяги, продающие своё привычное оружие ландскнехты.
Как пошли наши ребята В красной гвардии служить… Эх, ты, горе-горькое, Сладкое житьё! Рваное пальтишко, Австрийское ружье!И вот их ярая цель, затаённый вздох первых дней революции:
Мы на горе всем буржуям Мировой пожар раздуем…Кто же они?
Это тот вопрос, который ставит себе ныне вся русская печать, по достоинству оценившая это несравненное произведение крупного поэта. Как ни были бы настроены оппозиционно к подобным проявлениям разрушительных тенденций массы, которые воспеваются тут этими новыми апостолами, мы можем принять только одно:
– Это произведение изумительно по той изобразительности, которой оно проникнуто.
Вы воочию видите живой, сумбурный Петроград тех кошмарных дней, слышите этот холодный посвист октябрьского ветра – что, наверное, вздувал воду в Неве, видите летящий холодный снег на пустынных, чёрных его площадях. По ним проходят они, эти живые апостолы, хмельные, иззябшие, бедные люди…
– А Ванька с Катькой – в кабаке… – У ей керенки есть в чулке!О, как заманчива эта перспектива, какую зависть порождает она:
– Ну, Ванька, сукин сын, буржуй, Мою, попробуй, поцелуй!Они похотливы, эти люди, завистливы, наконец, робки:
– Ох, пурга какая, Спасе! – Петька! Эй, не завирайся! От чего тебя упас Золотой иконостас?Словом – это настоящие живые люди, плохие, слабые. Смотрите, как прорываются у них раздражённые вопли о блаженстве:
Запирайте етажи, Нынче будут грабежи! Отмыкайте погреба — Гуляет нынче голытьба!