Я замираю. Настороженно.

— Это правда.

Она продолжает смотреть на меня глазами, которые всегда видели во мне чуть больше, чем я хочу, чтобы видели люди.

— А еще согласилась, когда ты попросил развод, — тихо говорит Кэтрин. — Я бы сказала, что это делает меня очень покладистой, не так ли?

Открываю рот, потом закрываю. Я нечасто бываю немногословен, но понятия не имею, как ответить на это.

Она машет рукой и отставляет свой напиток в сторону.

— Забудь об этом. Давай я просто возьму свои туалетные принадлежности из ванной и брошу в сумку одежду, чтобы мы успели доставить тебя в аэропорт и просидеть у выхода на посадку целый час.

Я закатываю глаза, наблюдая за тем, как она выходит из комнаты, чтобы убедиться, что та твердо стоит на ногах. А не для того, чтобы полюбоваться на ее задницу.

А потом, поскольку мне это нужно, я тянусь за коктейлем, но только для того, чтобы тихо выругаться, увидев лужицу бурбона, которую пролил, когда ставил переполненные бокалы на поверхность.

Открываю ящик тумбочки, надеясь найти там салфетку или что-нибудь еще, чтобы вытереть беспорядок.

И замираю, когда вижу это. Она. Мы.

Бросив быстрый взгляд на дверь, чтобы убедиться, что Кэтрин все еще в ванной, я поднимаю фотографию, на которой мы с ней в отпуске в Сант-Морице.

Как и в тот момент, когда я увидел Джоэла, на меня тут же нахлынули давно похороненные воспоминания. Намеренно похороненные.

Воспоминания не только о самом моменте, хотя я помню, как стоял на вершине горы в тот прекрасный день с почти болезненной ясностью. Но и воспоминания о еще более пикантных моментах, предшествовавших этому.

Я помню месяцы планирования, предвкушение не только места назначения, но и перспективы того, что Кэтрин хоть раз будет предоставлена сама себе, что будет уделять внимание мне, а не работе.

Я помню шампанское в самолете, которое заставило нас обоих немного хихикать, что было совсем не похоже на нас.

Чикаго неизвестен как место для катания на лыжах, но, когда я рос, наша семья регулярно ездила на зимние курорты в Мичиган, и я знал, как кататься на склонах. Достаточно, чтобы научить Кэтрин кататься на лыжах в первую же зиму после нашей свадьбы и влюбить ее в этот вид спорта.

Ни один из нас не был особенно хорош, но мы были достаточно искусны, чтобы наслаждаться совершенством Альп. Но дело было не только в лыжах. Потому что то, что я помню с гораздо большей ясностью, чем гонку Кэтрин по «Двойному черному бриллианту», это моменты, несвязанные с катанием.

Беседы на кресельном подъемнике, где мы болтали ни о чем и обо всем. То, как она прижималась ко мне в домике, когда мы потягивали коктейли у камина.

Я помню джакузи в нашем номере. Помню, что было после джакузи, когда мы вернулись в номер.

Я слышу ее шаги, приближающиеся из ванной, и поспешно убираю рамку обратно в ящик. Отчасти потому, что не хочу, чтобы она знала, что я видел. Отчасти потому, что не хочу думать о том, что это значит, что она все еще у нее.

Но если убрать рамку с глаз долой, она не исчезнет из памяти, и даже после того как закрываю ящик, мой мозг не хочет отложить это в сторону. Кэтрин вряд ли можно назвать сентиментальной. Меня всегда немного беспокоило то, что она равнодушна к сувенирам, не желала хранить ничего, что могло бы вызвать эмоциональные воспоминания. Когда я обнаружил старую коробку с рождественскими украшениями из ее детства, она чуть не укусила меня за руку, когда я попытался вытащить ее из шкафа.

И все же она сохранила Джоэла. И эту фотографию.

Я бы подумал, что она сделала все возможное, чтобы убрать из своей жизни все следы нашего брака. Тот факт, что Кэтрин этого не сделала... интригует.

А это не должно быть так.

Ради всего святого, я ношу с собой обручальное кольцо. И собираюсь сделать предложение другой женщине. Женщине, в которой есть все, чего нет в Кэтрин. Все, чего я когда-либо хотел.

— Что это за лицо? — спрашивает Кэтрин, выводя меня из задумчивости.

— Какое лицо?

— Вот это. — Она показывает на мое лицо. — Ты выглядишь так, только когда у тебя запор или ты пытаешься загнать обратно мысли, которые не вписываются в твой маленький аккуратный жизненный план.

Оценка пронзительно точная, поэтому я, естественно, даю ей язвительный отпор.

— Может, тебе стоит меньше беспокоиться о моем лице, а больше о том, что этот чемодан все еще пуст?

Я встряхиваю его, надеясь поторопить ее. Надеясь также напомнить себе, что, хотя у нас с Кэти было несколько хороших времен, в конце концов, они ничего не сделали для спасения нашего брака.

ГЛАВА 16

КЭТРИН

23 декабря, 16:12

Не нужно обладать инстинктами и опытом бывшей жены, чтобы понять, что Том чем-то раздражен. Он продолжает ерзать в кресле самолета и уже пять раз вставал, чтобы проверить свою сумку в верхнем отсеке.

Может, у него действительно запор?

— Да что с тобой такое? — спрашиваю я, не поднимая глаз от сообщения, которое набираю своему боссу. Технически это не настолько срочно, чтобы отправлять его в нерабочее время, и может легко подождать до завтрашнего утра. Черт, да оно может подождать до окончания праздников.