— Почему ты это сделал? — спрашивает она, хмурясь на меня.

— Что сделал?

— Последовал за мной?

Я свирепо смотрю на нее.

— Это твой способ сказать спасибо?

— О, боже, мы снова это делаем, да? Благородный Святой Том жертвует всем, что ему дорого, чтобы поступить правильно в пылу катастрофы? Я в порядке, Том. Со мной всегда все было в порядке, и мне не нужно, чтобы ты бросался меня спасать.

— Остынь, Кэти, — огрызаюсь я, мое терпение близко к пределу. — Всего пару часов назад ты была в больнице, и, если бы не я, ты бы либо все еще была там, либо отрубилась на своей кровати дома, возможно, никогда больше не проснувшись.

— Не стоит так надеяться. — Она смотрит в сторону, потом снова на меня. — Спасибо, — говорит она с явной неохотой. — За то, что вышел из самолета.

Я поднимаю бровь.

— Это начало. А как насчет извинений? За то, что так и не улетели?

Ее губы складывается в упрямую линию.

— Я заглажу свою вину, — говорит она, и это, пожалуй, самое близкое к извинениям. Они никогда не были ее фишкой.

Я фыркаю.

— Как?

Она кладет руку на бедро, постукивая ногтями, пока думает.

— Ну, сначала мне нужно сходить в туалет. Но когда вернусь, то найду новый способ доставить нас в Чикаго. Уверена, мы сможем достать пару билетов на поезд.

— Поезд? — повторяю я недоверчиво. — Что, все дилижансы переполнены?

— Смейся сколько угодно, но путешествия на поездах снова набирают обороты. Я читала об этом в «Нью-Йоркере».

— О, ну, если «Нью-Йоркер» так сказал...

Кэтрин вскидывает руки.

— Ну, хорошо, Том. Давай послушаем твое лучшее предложение. Может, ты позвонишь на Северный полюс и спросишь, не удастся ли тебе прокатиться с Сантой, поскольку я уверена, что ты внесен в список хороших детей.

— Знаешь что? Это может стать реальной возможностью, потому что такими темпами я, похоже, не попаду домой до сочельника.

Я изо всех сил стараюсь не думать о том, что это означает для моих планов относительно кольца в сумке. И о том, какой ответ я получу на предложение руки и сердца.

— Я не сяду на поезд, — говорю я, чувствуя раздражение. — Сейчас не начало прошлого века.

— Скажи это своей стрижке, — говорит Кэтрин через плечо, уже направляясь в туалет.

Я вдыхаю через нос. Знаете что? Она была права, называя меня Святым Томом. Не может быть, чтобы кому-то пришлось терпеть общество Кэтрин Тейт и не быть канонизированным.

Я возвращаю свое внимание к телефону. Возникает искушение пойти по легкому пути и просто написать Ло, что я опоздал на самолет. Снова. И скрыть правду о том, почему опоздал. Снова.

Я не горжусь этим желанием, но оно есть.

Вместо этого я делаю глубокий вдох и говорю себе, что нужно быть мужественным и сказать ей все лицом к лицу, даже если это придется сделать через экран. Она заслуживает этого. Я собираюсь провести с Лоло всю оставшуюся жизнь, и полон решимости на этот раз все сделать правильно. Мы не можем начинать со лжи и полуправды.

Я направляюсь к другому выходу, чтобы включить FaceTime, чтобы Кэтрин не вернулась из туалета во время разговора.

Может, я и набрался смелости рассказать своей будущей невесте о Кэтрин, но еще не готов рассказать Кэтрин о Лоло. Я знаю, что это, наверное, немного неправильно, но сейчас у меня нет сил размышлять о причинах.

Лоло отвечает после нескольких гудков, ее улыбка яркая и счастливая.

За ее головой висят мои бейсбольные постеры со школьных времен. То, что она отвечает на звонок из моей комнаты, должно меня хоть как-то успокоить. Моя будущая жена в доме моего детства, знакомиться с моей семьей на Рождество... Я хочу для себя жизни в стиле Нормана Рокуэлла.

Так почему же испытываю такое беспокойство? Неизбежное чувство, что с этой картиной что-то не так.

Конечно, что-то не так с картиной. Я должен быть там.

— Эй, детка! — говорит Лоло. — Не думала, что услышу тебя до того, как самолет приземлится.

Ее улыбка немного сползает.

— Рейс ведь не отменили, правда? Шторм во всех новостях.

— Нет. Нет. — Я чешу щеку. — Рейс вылетел вовремя.

— Тогда почему... Подожди, что ты имеешь в виду?

К ее чести, Лоло все еще выглядит спокойной, даже если учесть, что я все еще нахожусь в аэропорту, а мой рейс уже вылетел.

Потому что Ло всегда спокойна. Так уж она устроена. И на самом деле именно это безмятежное спокойствие и привлекло меня к ней в первую очередь. Ее светлые волосы никогда не выбиваются из прически, ее глаза всегда кажутся терпеливыми, она редко повышает голос.

Если в компании Кэтрин я чувствую себя так, словно меня швырнуло в кишащие акулами воды во время урагана, то Лоло по сравнению с ней — как спокойный пруд, на котором нет ни малейшей ряби.