– Да Равахш с ним, с ритуалом!
– дружно закричали остальные.

Они поладили бы, если бы к ним, размахивая мечами, не подбежали шестеро остальных...

– Ого!
– насмешливо сказал Светлорожденный.
– Не ушибите друг друга этими железками!

У самого Нора имелся кинжал. Такой же, впрочем, скверный, как и мечи.

Один из шестерых, не раздумывая, бросился на северянина.

Он занес меч, но Светлорожденный нырнул под клинок, перехватил руку противника и всадил кинжал в левое подреберье конгая. Прикрывшись им, как щитом, воин избежал еще одного удара, перехватил меч и проломил им голову второго нападающего. Тогда, отбросив кинжал, он вырвал из руки поверженного меч и бешено завертел обоими клинками.

– Ну, слизняки!
– зарычал он.
– Вашему Равахшу нужно мясо? У него будет много мяса!
– и сделал шаг вперед. К его удивлению, противники отступили. Они не привыкли сражаться вместе, и каждый почувствовал себя один на один с бешеным северным воином.

– Кто не хочет к Равахшу, меч наземь!
– крикнул Набон из-за спины северянина. (Он тоже предусмотрительно отступил подальше от вертящихся мечей.)

"Лекарь!
– пренебрежительно подумал сын Асхенны.
– Разве воины откажутся от оружия?"

Ему пришлось удивиться еще раз: конгаи поспешно побросали мечи на траву.

– Возьмите мертвых и выбросьте их за ворота!
– приказал Набон.

Конгай заколебались.

– Делать что сказано!
– заревел Нор.
– Выпотрошу всех!

Убитых тут же подхватили и поволокли к воротам.

За эти несколько минут все ссыльные собрались вокруг Набона и светлорожденного. Все, кроме "слуги Равахша", в одиночестве сидевшего на траве.

– Ты и ты!
– приказал Набон двоим конгаям.
– Идемте со мной!
– и двинулся к "слуге". Светлорожденный пошел с ним. Остальные ссыльные - тоже.

– Ты любишь Равахша?
– спросил он невозмутимо сидящего конгая.

– Люблю!
– Прищурившись от яркого света, "слуга" взглянул на маленького конгая.

– Любишь! Да!
– Набон наклонился и точным ударом ножа пронзил сердце жреца.

– Выбросьте и его!
– приказал он двоим конгаям. И светлорожденному, виновато: - Его нельзя было оставлять в живых! Это заразная болезнь!

– Если ты все болезни лечишь так, лекарь, - усмехнулся северянин, - я предпочту не болеть!

Все трупы были выброшены наружу, а ворота заперты.

Шестнадцать конгаев окружили северянина и Набона.

– Командуй!
– шепнул другу маленький лекарь.

– Может быть, ты?
– возразил светлорожденный.
– У тебя неплохо получается, и они - твои соплеменники!

– Насчет соплеменников ты не прав! А командиром я предпочитаю видеть тебя! Уверен, и они - тоже! Достойные!
– воскликнул он на языке Империи. Готовы ли вы, как и я, вручить свою судьбу этому воину?
– Он указал на светлорожденного.

– Нечестный ход!
– проворчал Нор. Но его слова утонули в дружном одобрении ссыльных:

– Да! Да!

– Хорошо!
– крикнул сын Асхенны, и его привычный к командам голос перекрыл восклицания конгаев.
– Я буду вашим вождем! А теперь - тихо!

Голоса смолкли. Светлорожденный выдержал паузу, а потом негромко произнес:

– Я хочу выжить!
– Снова пауза.
– И хочу, чтобы выжили вы!

Полминуты он молча смотрел в глаза каждому из ссыльных.

Большинство смущенно опускало взгляд.

– Но половина из вас наверняка умрет!

Снова поочередно заглянул каждому в глаза.

– Ты, приятель, подойди!
– вдруг приказал он широкоплечему рослому конгаю, бедра которого обертывала ярко-синяя ткань.

Конгай шагнул вперед. Свирепый взгляд северянина его совершенно не смутил.

– Мое имя Иром, достойный!
– заявил он.

– Я видел тебя среди тех, кто пошел за дровами, а принес трех покойников!

– Да!
– Тон конгая был уважителен, но лишен подобострастия. Удлиненные карие глаза с любопытством разглядывали северянина.

– Хорошо, - сказал Нор, еще раз оглядев ссыльных.
– Я позабочусь о вас!
– Его маска простого десятника дала трещину, из которой выглянуло лицо светлорожденного Империи и военачальника.
– Иром и ты, Набон, останьтесь! Я буду говорить с вами наедине. Остальных не задерживаю!

Ссыльные неохотно разошлись. Они с удовольствием послушали бы разговор.

– Ты был с теми, первыми, и ты вызвался добровольцем, да?
– спросил светлорожденный, когда они остались втроем.

– Да, достойный!