Шрифт:
Мы полезли наверх. Снег мешает. Как продвижению, так и созерцанию. Минут за десять взобрались на высоту двадцати метров и через дыру, которая когда-то была окном, влезли в один из пассажирских вагонов.
Ценного найти не удастся. Это было понятно ещё на расстоянии. Пожар уничтожил всё. Сохранился только металл и останки. Вагоны были забиты людьми.
— Интересно, куда мог ехать такой состав? — спросил Андрюха. — Явно не поезд дальнего следования.
— Нет, точно не дальнего следования, — ответил я, изучая почти отлично сохранившийся скелет. — Скорее всего этот поезд ехал на какой-то добывающий комбинат. Возможно за рудой. Или за углём. Порожняком шёл. Рабочих вёз. Самая рабочая версия.
Скелет принадлежит взрослому мужчине. Лежит на том, что когда-то было потолком вагона. Я насчитал семь переломов. Один в районе шеи, второй у копчика. Еще сломаны обе ключицы, челюсть, пробит череп в районе затылка, и сильно раздроблена левая нога. Тело человека обгорало в пожаре, а затем разлагалось, но его никто не трогал. Местному зверью это место явно не нравится. Почему? Может потому, что тут был пожар, а потом сильно воняло тем, что перевозилось в цистернах. Скорее всего.
Огонь, боль, страх, смерть. Всё это было в этом месте. Всё это осталось здесь и никуда не денется. Памятник-катастрофа будет ещё долго существовать, недоступный для людей. Сколько человек видели его до нас? Думаю, не многие. Единицы. Десяток, может два.
Мы потратили час на поиски и нашли уцелевший вагон. Находится он высоко и торчит из общей кучи, словно дымовая труба из крыши дома. Добраться к вагону трудно. Искорёженный металл так и норовит продырявить нас. Острый и опасный. Стоит сорваться, и ты наверняка упадёшь на что-нибудь острое.
— Может не стоит? — спросил я, теряясь в сомнениях. — Дался нам этот поезд, Андрюх?
— Да не ной ты, — отмахнулся Боков и полез дальше. — Вряд ли мы когда-нибудь вернёмся в это место. Уйти и не выяснить? Не хочу хранить ещё одну загадку в своей памяти. Если ты не хочешь, то можешь вернутся.
Я хочу узнать кому принадлежал поезд и куда он ехал. Хочу, но не настолько сильно, чтобы рисковать жизнью. Пару раз уже поскальзывался и чудом не травмировался. Удача может отвернутся.
За десять минут мы смогли добраться до вагона и проникнуть в него. Всё оказалось лучше, чем предполагали. Если не считать того, что вагон немного смят в гармошку, стоит почти вертикально и поржавел, то можно сказать, что сохранился он неплохо. Внутри тоже всё цело. Пожар до вагона не добрался.
Одна половина вагона была для обычных пассажиров. Железные стулья, отделанные поролоном и серой тканью, — единственное удобство. Вторая часть вагона представляла из себя что-то вроде передвижного офиса. Стальная перегородка и дверь почти уцелели. Люди, ехавшие в вагоне, не уцелели.
Я остался ждать у рваной дыры, через которую мы попали в вагон. Взбираться наверх нет ни желания, ни сил. Андрюха полез по стульям один, что-то недовольно бормоча. Моими собеседниками на время его отсутствия будут скелеты.
Кости могут сказать многое. Взяв в руки ближайший череп, я уставился в пустые глазницы. Гниющая плоть всё же была съедена и, скорее всего, насекомыми. Какие-нибудь муравьи или другие плотоядные ползающие твари. Череп принадлежал мужчине. Большая часть зубов отсутствует. Их вырвали или выбили. В двух местах на челюсти присутствуют следы давно заживших переломов. Обладатель черепа умер в возрасте сорока-пятидесяти лет. Богатым человеком он точно не был. Работяга. Хорошей медицины не видел.
Другие черепа и кости сказали тоже самое. Все, кто ехал в вагоне, были работягами. Мне попались криво сросшаяся бедренная кость и кисть, на которой отсутствуют мизинец и безымянный пальцы. Копаться в костях быстро надоело.
Андрюха вернулся со стопкой желтых от старости бумаг. Вручив их мне, сказал:
— На арабском читаешь?
— Нет. Говорить могу. С трудом говорить.
— Плохо. — Андрюха указал пальцем наверх. — Там на стене есть карта Пакистана и на ней отмечена железная дорога. Думал, что ты знаешь арабский и мог бы открыть некоторые тайны.
Я вернул Андрюхе бумаги и ответил:
— Туалетная бумага это и не более. Даже если бы я знал арабский, то нам бы это не помогло. Официальный язык Пакистана урду.
Андрюха выбросил бумаги и недовольно пробормотал:
— Не товарищ, а ходячая википедия. Череп тебе твои знания не жмут, Никита?
Я пожал плечами.
— Вроде не жаловался. Слетал бы в Сирию — то же бы знал об этом. Там было много Пакистанских засранцев. И других засранцев тоже хватало. Например, нас…
Поезд был Пакистанским. Он доставлял какие-то грузы. Скорее всего полезные ископаемые. Ездил поезд одним маршрутом. Туда, в место загрузки полезных ископаемых, шёл пустым и вёз рабочих. Обратно возвращался гружёным и тоже вёз рабочих. Сколько лет он так ездил и как давно — для нас осталось загадкой.
В тот злополучный день поезд попал в портал и из мира нашего исчез. Может это было ночью. Может утром. А может и вечером. Разве это что-то меняет? С Земли исчез целый состав! Как такое осталось незамеченным? Или незамеченным факт исчезновения состава сделали намеренно? Скорее всего так. Количество исчезающих людей огромно. Большая часть исчезновений так и не раскрыта. Мы знаем куда исчезают люди. Знаем, но не можем сказать. Система работает и менять себя она не позволит. Светлое будущее, будь оно проклято!