Шрифт:
«Следование правилам отличает нас от животных».
«А назови-как мне животных, которые постоянно дерутся стая на стаю внутри своего вида», — попросил Сэм. — «Война уже отличает вас от животных, потому что звери крайне редко убивают не для пропитания. Я мог бы понять, если бы у вас была нехватка провизии и победители пожирали бы павших врагов, но вы и этого не делаете. Так в чем смысл-то?»
«В геополитике».
«То есть, сначала вы придумываете причины для войны, потом придумываете правила, а потом начинаете убивать друг друга в товарных количествах? Ты же понимаешь, что с точки зрения эволюции это мало чем отличается от массового суицида леммингов?».
«Вы никогда не воевали друг с другом?»
«Воевали, на самых примитивных стадиях развития. Но не в таких масштабах, и уж совершенно точно, не так долго. Мы прошли через этот период за пару веков, которые принято считать Темными веками, а вы не можете вылезти из этой междоусобицы уже которое тысячелетие подряд. Не знай я точно, что так не бывает, я бы даже предположил, что это стремление к саморазрушению заложено в вашей природе. Как вы там говорите? Самый опасный хищник —это человек?».
«Вроде того».
«И вот ты, довольно опасных хищник даже по меркам других хищников, сидишь в окружении травоядных и отказываешься их убивать, идя наперекор своей хищнической природе. Почему? Из-за глупых правил, которые придумал человек, которого ты даже не знаешь?»
«Это нецелесообразно и контрпродуктивно», — сказал я. — «Если я так поступлю, это осложнит мое пребывание здесь, поскольку мне придется скрываться от правоохранительных органов.»
«Не придется, если ты убьешь всех свидетелей», — сказал Сэм. — «Включая тех, кто попробует зайти в этот бар позже. Пять убитых, семь, двенадцать, сто, какая разница?».
Теперь понятно, почему люди, попавшие под контроль демонов, становятся берсерками и психопатами. У них просто нет никаких ограничений, они не знают законов и игнорируют моральные ценности. Человеческая жизнь, и так в наши времена довольно дешевая, для них не стоит вообще ничего. Другой вид, что ж тут поделать.
Они, наверное, и за разумных нас не считают.
Люди тоже не испытывают никаких колебаний, когда наступают на муравья. В подавляющем большинстве случаев они его даже не замечают.
«Просто прими, что я не буду этого делать, и закончим разговор», — сказал я.
«Ты оторвал меня от моих медитаций и теперь мне скучно», — пожаловался он. — «Начни уже хоть что-нибудь делать».
Брат Пит тем временем заказал себе третий подряд двойной, и я начал впадать в отчаяние. Он что, до утра тут собрался просидеть?
Мадлен исчезла, ее место за стойкой заняла молодая девушка, имевшая фамильное сходство. Наверное, дочь.
Минут через десять она подошла к моему столику.
— Вам еще что-нибудь налить? — спросила она.
Пить я больше не хотел, но нельзя сидеть в баре с пустым стаканом и не привлекать к себе подозрительные взгляды. Я снова заказал бурбон.
— Вы иностранец, месье? — поинтересовалась она, ставя передо мной мой заказ и забирая пустой стакан.
— Да, — сказал я. — Прибыл только сегодня.
— Вы засиделись допоздна, — сказала она. — Будьте осторожны, месье, на улицах Галифакса по ночам небезопасно.
Она была не в пример приветливее своей матери. Возможно, жизнь просто не била ее достаточно сильно…
Она была достаточно симпатичной, и при других обстоятельствах я наверняка бы попытался за ней приударить, ибо чем еще заниматься путешественнику в чужой стране, и, судя по языку ее тела, она была бы совсем не против, ведь вокруг осталось слишком мало молодых мужчин, но сейчас у меня были другие дела, и ее повышенное внимание меня скорее раздражало.
Я даже не стал интересоваться, как ее зовут.
Наверное, именно так к нам и подкрадывается старость. Когда дела для нас становятся куда важнее симпатичных девах. Впрочем, место в Совете Князей и сопутствующие ему обязанности не мешали моему дедуле ухлестывать за каждой подвернувшейся юбкой, что приводило в бешенство моего отца, тщательно пытающегося блюсти семейную репутацию. И хотя на словах я поддерживал своего родителя, мысленно я всегда был на стороне дедули.
— Моя гостиница неподалеку, — сказал я, надеясь, что на этом мы закончим беседу.
— Вы остановились в «Серой куропатке», месье?
— Должно быть.
— Вы не помните, где остановились? — удивилась она.
— Мой друг должен был снять для нас номер, — сказал я. — Думаю, это не вызвало у него затруднений.
— Что ж, надеюсь, с вашим другом все в порядке, — сказала она.
Как-то все это не внушало особого оптимизма. Ночь темна и полна ужасов… Но ведь если задуматься, то, за неимением других симбов, самым страшным существом на темных городских улицах должен быть именно я.