Шрифт:
— Ваалейкум ас-салам, — откликнулся я. — Ты что — тоже свободная птица, классного руководства не всучили?
— Физручку напрягли, ей дали пятый класс. А я за это на соревнованиях выступлю, от Вышемира, по прикладному многоборью, — Джабраилов был откровенно счастлив по этому поводу. — И на конкурсе самодеятельности спою. Я ведь пою… Немного.
— А-ха-ха, как в анекдоте… — не удержался я. — Знаешь — этот, как грабители учителя остановили и требуют деньги и часы…
— Не-а! — помотал головой математик. — Ну-ка, дорасскажи?
— Ну, говорят ему: давай деньги и часы! А он в ответ: часы не дам! Забирайте классное руководство!
— Хе-хе! — кивнул коллега. — Это печально.
— Для тех, кого чаша сия не миновала…
— А-а-а-а-а-а!!! — с диким бессвязным ревом мимо нас промчалась толпа пацанов-шестиклашек.
Они устроили давку в дверях, едва не смели всю аппаратуру, с грохотом ворвались в школу и с ускорением, достаточным для выхода на первую космическую скорость, скрылись где-то в глубинах первого этажа. Мы с пониманием переглянулись, и я пошел к себе. Пусть лучше сейчас выбегаются, чем на уроках дуреют. Хотя шестиклашкам дури хватит суток на трое беспрерывного балагана, у них, кажется, ядерный реактор вместо внутренностей установлен…
Мне повезло: первым в учебном году уроком в расписании значилось обществоведение у выпускного, десятого, класса. Как раз — можно понять, на каком я свете как педагог. Есть ли еще порох в пороховницах, или мой костюм и моя модная прическа, и мои понты на турничке — просто шлак и не стоят выеденного яйца? Как говорил капитан Джек Воробей, человек — это то, что он может и чего он не может. Если я не могу быть хорошим педагогом — то зачем это все?
Раскрыв окно нараспашку и пердвинув бегунок на календаре на 3 сентября, я скинул пиджак прямо на первую парту, закатал рукава, взял в руки мел, на секунду замер перед доской, а потом быстро стал писать, заполняя белыми латинскими буквами темно-зеленую поверхность:
«FONAR', VEREVKA, TOPOR, SPICHKI, RUZH’E, KANISTRA S KEROSINOM, BANKA TUSHENKI, SUHPAJ, APTECHKA, SPASATEL’NYJ ZHILET, RAKETNICA, MACHETE, PROTIVOGAZ, BUTYL' S VODOJ, RADIOPRIEMNIK…»
Из окна продолжала доносится музыка, впиваясь в мозг и мешая сосредоточиться. Детский голос заунывно голосил:
— Нагружать всё больше нас
Стали почему-то,
Нынче в школе первый класс
Вроде сервитута… — захлебывались колонки Джабраилова.
До линейки оставалось минут пятнадцать.
работает конкурс названий для глав. если вы подберёте подходящий психологический, психиатрический или педагогический термин под персонажа, сцену или явление в главе — предлагайте в комментах, я с удовольствием переименую.
2. Мозговой штурм
На асфальте мелом были нарисованы прямоугольники, внутрь каждого из них — вписаны условные обозначения. Ну, 1 А, 3 В, 10 С и прочее. Все они располагались буквой П вокруг школьного крыльца, которое служило своего рода трибуной мавзолея. На крыльце собирались очень важные люди: какие-то официальные лица из народного просвещения, шефы из Дорожно-ремонтного управления, администрация школы, попечительский совет.
Детей выводили из запасного выхода и выстраивали каждый класс в свой прямоугольник. Независимо от численности класса и габаритов ребят, прямоугольники были одинаковыми — и для первоклашек, и для старшеклассников. Потому десятый класс толпился и теснился, а второй — разбредался и терялся. Определенно — белым мелом на асфальте писал Кох!
Хорошо, хоть гениталии не понарисовывал, из хулиганских побуждений. Снага есть снага, даже если в хорошей семье воспитывался. Сделать гадость — сердцу радость, это точно один из ментальных столпов зеленокожего племени.
Я подпирал плечом побеленный ствол раскидистого каштана, стоял в тенечке в окружении каких-то бабушек, дядей и тетей, которые пришли проводить в последний путь… то бишь — в школу, конечно — своих ненаглядных чад. Никто не знал меня, я не знал никого, так что можно было слушать бесконечные язвительные комментарии и сплетни по поводу происходящего и почти наслаждаться жизнью. По-хорошему, я вообще мог остаться в кабинете, никто бы и не заметил. Чаю бы попил, в конце концов. Однако руку на пульсе держать стоило: публичные выступления о людях многое говорят. И о нелюдях тоже.
Солнце жарило все сильнее, ветер едва-едва шевелил листья деревьев, в голубом, ясном, без единого облачка небе носились истерические птицы и истошно орали. Джабраилов уже десятый раз крутил свой плейлист, и из колонок снова звучало бессмертное «учат в школе…» В детстве я ни бельмеса не понимал в этой песне и думал, что она про участкового. Ну, знаете: «участковый, участковый, участковый…» Хотя, может быть, причина скрывалась в том, что аппаратура в те далёкие-далёкие времена, когда я в начальных классах учился, в сферу образования поступала дерьмовенькая.