После полуминутной заминки понеслось:

— Ляшкова бросаем, он самый толстый! — орали наиболее маскулинные.

— Нафиг нам противогаз? — возмущался единственный снага в классе.

— Бутыль с водой кидаем! — предлагал Ляшков.

— Себя кидай, вдруг там пресной воды нет? — парировал Кузевич.

Знаете, как могут орать двадцать четыре десятиклассника? Вот так они и орали друг на друга, раздухарились. А я смотрел и замечал: Кузевича слушают, но он не очень инициативный. Черноглазый пацан на последней парте, его Вадим зовут, явно имеет группу поддержки из четырех парней из небогатых семей, они вместе стебутся над толстым Ляшковым в очках, но тот спуску им не дает, не фрик ни разу, довольно умный, веселый. Из девчонок явно выделяются две подружки: одна с розовыми, другая с голубыми волосами — интеллектом не блещут, но очевидно — активистки, артистки и все такое. А вот отличница Анастасия Легенькая, которая с Кузевичем флаг поднимала — она помалкивает и больше на меня смотрит, чем на одноклассников.

В какой-то момент этот самый Ляшков выскочил к доске и, прислушиваясь то к одному, то к другому мнению, принялся вычеркивать вещи из списка. Наконец, спустя шесть минут, на доске было вычеркнуть все, кроме спичек, радиоприемника и сигнальной ракетницы.

— Вот! — утерся вспотевший Ляшков и измазал лоб в мелу. — Нормально? Спички чтоб костёр зажечь, согреться, сигнал подадим ракетницей, ну, и радиоприемник… Тоже сигнал подадим, в эфир. Кто-то нас да заберет!

— Сигнал передаётся передатчиком, — подала голос Легенькая. — Но музычку ты послушать сможешь, Ваня.

— Блин, — расстроился Кузевич. — Это я затупил, а не Ляшков. Приемник… Передатчик. Вот блин! Георгий Серафимович, так что, нормально мы долетели?.. Мы ж и без передатчика, в принципе, в порядке будем!

— Не-а, — сказал я. — Вы все утонули, пока ругались. Шесть минут прошло. Буль-буль.

Класс загудел раздосадованно. Им явно не хотелось «буль-буль».

— А в чем смысл всего этого? — спросила умненькая Легенькая. — Получается, вообще не важно, что вы написали на доске? Могли написать вместо ракетницы и мачете, например, футбольный мяч и яблочную пастилу? Это какой-то ваш приемчик, манипуляция?

— О-о-о-о, — обрадовался я. — У нас претендент на десятку. На первом же уроке, надо же! Точно — поставлю, только доведите ваше умозаключение о конца. Итак, госпожа Легенькая, зачем я это сделал? Зачем эта игра?

— Вы хотели показать, что у нас нет согласия в классе. Что у нас не общество, а племя диких обезьян, — выдал Вадим, опережая одноклассницу. — Это мы и без вас знаем, нам классуха постоянно так говорит.

— И ошибается. Отличный у вас класс. Вон сколько ярких личностей! Но! Помните, что сказал господин Кузевич… Ярослав, да? Про распределение ролей? Вот! Именно этого вам и не хватает. Кто-то должен брать на себя ответственность, а остальные — отдать ему или им часть своей свободы, делегировать полномочия, чтобы в кризисной ситуации не сделать буль-буль… А теперь, господа и дамы, открываем свои тетради и записываем нашу первую тему… Какую?

— Государство! — выкрикнул с последней парты Ляшков.

— Ты че, толстый, самый умный? — возмутился Вадим. — Откуда ты знаешь?

— Он в учебнике первый параграф посмотрел, — в первый раз подала голос низенькая бровастенькая барышня, которая сидела рядом с Ляшковым. Наверное — кхазадка. — И умничает теперь.

— И правильно умничает. Нынче у нас эпоха информационная, можно чего-то не знать, главное — быстро понять, где найти! — усмехнулся я, и озадаченный класс примолк. Воспользовавшись паузой, я быстро стёр с доски все каракули, вооружился мелом и скомандовал: — Ну что, открываем тетрадки и записываем тему: «Происхождение государства». Число, месяц, год — на полях. А пока пишете — слушайте, а я буду говорить…

Я вдохнул побольше воздуха. Какое же счастье, что этот мир — Твердь, и мой — Земля, всё-таки были очень похожи! Не как близнецы, конечно, но как братья — точно. И многие базовые вещи тут и там оказались идентичны или очень схожи.

— В семнадцатом веке от Рождества Христова жили-были два философа: Гоббс и Локк, — эти двое тут тоже были авалонцами, правда Гоббс, кажется, гномом, а Локк — эльфом, но это не точно. — Гоббс говорил о том, что все жители нашего мира — самые настоящие негодяи, по определению. И их нужно друг от друга защищать. А Локк утверждал, что все мы — существа доброжелательные и общительные, и у нас отлично получается договариваться. Так возникли две теории происхождения государства…

В общем, нормально урок прошел. С огоньком. Когда прозвенел звонок, девочка с голубыми волосами удивлённо огляделась и проговорила:

— Что — всё? Почему всегда так: если интересно, то быстро кончается? У-у-у-у, а щас математика… — и это было для меня лучшей наградой.- А к вам «бэшки» придут.

— Не сметь рассказывать десятому «бэ» про воздушный шар! — погрозил им пальцем я.

— Пусть тоже сделают «буль-буль», — заржали пацаны. — Расскажете потом, сколько им времени понадобилось, чтобы утопиться? Уложились они или нет?

— Расскажу, — улыбнулся я. — Давайте, идите страдать на математику. Встретимся скоро, может быть, даже завтра, у нас с вами четыре урока в неделю, ещё успею вам надоесть.

Фокус был в том, что никто никогда не укладывался. За пятнадцать лет моего стажа — ни разу, ни один класс не собрался с мыслями за пять минут. Зато у меня всегда имелся рабочий инструмент, чтобы раскочегарить народ, вывести ребят на эмоцию и понять, кто что из себя представляет в коллективе. Очень удобно!

Впереди оставалось всего-то каких-то три урока. И совещаловка, куда без нее?