— Это не в моих правилах — напиваться с полузнакомыми мужчинами, — проговорила Яся. — Придется знакомиться полностью и окончательно.

Она села на барный стул рядом, так, что наши колени соприкасались.

— Привет, — я отсалютовал ей стаканом. — Меня зовут Георгий, я учитель истории, и у меня в квартире за бачком в туалете спрятан пистолет Черепашина.

— Ого! — сказала она. — Привет! Меня зовут Ядвига, я без пяти минут глава клана Вишневецких и поэтому меня скорее всего скоро попробуют убить в ближайшие пару месяцев. Выпьем за знакомство?

— Определенно! — мы звякнули бортиками стаканов друг о друга. — За знакомство!

Вечер, определенно, становился все более многообещающим.

Мы классно провели время. И это было вовсе не про то, что думают о совместном классном времяпрепровождении молодого мужчины и красивой девушки глумливые бабушки у подъезда и озабоченные подростки.

Мы трепались об всем подряд: сначала — про элементалей и их придури, потом — про музыку Тиля Бернеса, Рекорд «Ансамбль» и выстрелившую в этом сезоне группу «Знаменитый Композитор». После этого, зацепившись глазами за календарь на стене — о религиозных войнах начала седьмого века, когда пламенный поэт и великий воин, святой Мухаммед Аравийский вел непобедимое «Войско Исы» на восток, штурмуя берега Инда и неся слово Божие по всему Великому Шелковому Пути… А еще — о земщине и сервитутах, о магах и магии, грядущем мире на Балканах, экстремальных видах спорта (она была водником, и тащилась от горных рек и порогов, а я — тоже мог считать себя своего рода экстремалом), и о работе, конечно.

Никогда не понимал людей, которые не хотят вне работы говорить о работе. Я обожаю свое дело, я в восторге от преподавания, мне нравится вести уроки и видеть, как одного, пятого, десятого ученика — осеняет, как дети врубаются. Это одно из самых восхитительных чувств в мире, и по какой-такой причине я не должен об этом говорить? Она тоже преподавала — в Мозырском колледже прикладной магии, и тоже относилась к этому как настоящая фанатичка. Я уверен — все студенты были в нее влюблены, притом и мальчики, и девочки.

Настолько, насколько я любил историю — настолько она любила аквамантию. Вишневецкая, кажется, знала все реки, речушки, озера, болота и ручейки на сто километров окрест и говорила о них как о живых людях. Уборть, Птичь, Ипа — все это были как будто имена хороших подруг для нее!

— А ты рассказываешь про своих Гоббса и Локка так, будто выдул с ними самовар чаю буквально вчера, — смеялась Яся, запрокидывая голову, и я снова любовался ее изящной шеей. — А они померли пятьсот лет назад! По весне я затащу тебя на Страчу, так и знай — и тогда ты поймешь, о чем я говорю…

Как обычно и бывает в самых лучших разговорах — мы понятия не имели, как связаны Уборть и Ипа с Гоббсом и Локком, и почему мы говорили о том и о другом — просто одно цеплялось за другое, и было хорошо рассказывать и хорошо слушать.

— Честно говоря, когда ты первый раз подвозила меня до Вышемира — я подумал, что ты какая-то фифа и, наверное, наркоманка, — признался я. — Для меня все это было чересчур: машина, платье, трусики на заднем сиденье… Но да, ты была «вау»! Ты и сейчас — вау, Яся. У меня от тебя голова кругом.

Мой комплимент Вишневецкая проигнорировала и закрыла лицо руками.

— Трусики? Вот блин! — она натуральным образом покраснела. — А я подумала что ты — киллер. И напугалась, и потому даже не поворачивалась к тебе. Хотя, вообще-то, ты мне сразу понравился: задумчивый какой-то, серьезный, высокий, широкоплечий, рыжий…

— Ты первая, кто говорит о том, что я рыжий, в комплиментарном ключе… И — широкоплечий? Никогда не думал, что я широкоплечий… — я всегда представлял себя как человека худого, почти тощего, и потому пытался скрыть фигуру под одеждой — костюмом, кофтой.

Похоже — это все наследие болезни, привычка из прошлой жизни. Я в последние годы постоянно носил длинные рукава, бороду, волосы подлиннее, чтобы маскировать бледный вид. А тогда, после истории с элементалями — надел тенниску, точно… И поди ж ты — широкоплечий!

— Не прибедняйся, Пепеляев, — она шутливо хлопнула меня по ладони, а я перехватил ее руку и задержал в своей, и отпускать не собирался. — Ты не красавец, да. Но мужчина и не должен быть красавцем, м? Не люблю всех этих метросексуалов и сладких мальчиков, фу… Ты — видный парень, обаятельный, из тебя энергия так и хлещет! Харизма — вот как она называется. Это гораздо важнее чем форма зубов или носа!

— А что не так с моим носом? — ухватил себя за выдающуюся часть лица я. — Что с моим носом-то?

— Кривой, — признала она. — Как будто слегка свернутый. Тебя по лицу били, что ли?

— Многократно! — радостно и охотно признал я.

— Нет, вы посмотрите на него! — она картинно огляделась. — И это — педагог! Человек с высшим образованием! Гордится тем, что у него сломан нос!

— Ребята! — сказал бармен. — Вы такие классные. Не теряйтесь, держитесь друг друга. Я точно вам говорю — лучше вы никого не найдете.