Разговор на мгновение прервался, и она вспомнила те письма, которые начинала ему писать. Сейчас настал момент объясниться.

— Поль…

— Джин…

Они расхохотались, поняв, что им обоим пришла в голову одна и та же мысль. Джин начала опять:

— Я…

— Я…

И снова они рассмеялись. Поль сказал:

— Нет, позволь мне первому. Я приехал издалека, чтобы поговорить с тобой. Извиниться за мой столь поспешный отъезд. Тебя, казалось, смертельно разозлила мысль о нашей свадьбе, и я решил, что ты не хочешь выходить за меня замуж. Рассерженный и обиженный, я уехал, едва забрезжил рассвет.

— Я понимаю, Поль, — мягко произнесла она.

— И это еще не все. С тех пор я постоянно боролся со своей гордостью. Днем я говорил себе, что не стану унижаться перед женщиной: если ты не захотела выслушать и понять меня, то и черт с тобой. Но ночью все было по-другому. Не могу передать тебе, какая это пытка быть без тебя. Каждое утро на рассвете я давал себе клятву позвонить тебе днем.

— И не только ты!

Поль, казалось, не расслышал ее слов.

— И каждый раз меня останавливала жуткая мысль о том, что прошло уже слишком много времени и ты наверняка встретила другого. Мысль об этом больно ранила… и злила. А когда я злюсь, то говорю сам себе, что не стану унижаться перед женщиной, и так далее — я вращался по замкнутому кругу. Наконец на прошлой неделе я решил разорвать этот порочный круг и выяснить все до конца — раз и навсегда. Я заказал билет на самолет, и вот я здесь. А теперь скажи мне вот что: ты кого-то ждала сегодня вечером? — спросил он, кивая на пылающий камин и старательно наряженную елку.

— Никого. А меньше всего тебя.

— Слава Богу, хотя верится с трудом. Значит, здесь действительно больше никого нет?

— Никого.

На лице его отразилось явное облегчение.

— А я-то думал, что мне придется вызывать кого-то на дуэль, и мысленно молил, чтобы этот кто-то не оказался чемпионом мира по фехтованию.

Джин засмеялась.

— О Поль! Ты знаешь, ведь я пережила то же самое. Я была уверена, что у тебя теперь другая женщина.

— После тебя это было невозможно.

— Какой ты милый!

Она сдержанно поцеловала его в щеку, но он поймал ее и жадно припал к ее губам. Оказавшись в сладком плену его сильных рук, Джин почувствовала горячие волны долго сдерживаемого желания. И все же она отстранилась.

— Нет, постой. Дай мне сказать. Я хотела сказать это каждую минуту с тех пор, как мы расстались. Мне так стыдно за те ужасные глупые обвинения, которые высыпались на твою голову, и я хочу все объяснить.

— Да, признаться, я так и не понял, какая муха тебя укусила, — сказал Поль, крепче прижимая ее к себе.

Она утонула в кольце его рук, положив голову ему на плечо.

— Сначала я и сама не понимала, что это было со мной. Но теперь, мне кажется, я поняла, что руководило моим поведением.

— Расскажи-ка.

— Наверное, это связано прежде всего с моим бывшим мужем. — И она вкратце описала обстоятельства ее выдворения из «Хардвик Хотелс». — Так что, как видишь, жизнь моя в тот момент потеряла всякий смысл. Во всяком случае, так я думала. А потом Лоуэлл предложил мне работу менеджера здесь, в «Саммите», и я ухватилась за это предложение, как утопающий хватается за соломинку. Отель стал для меня всем.

— И потом, — перебил ее Поль, — вернувшись сюда из Франции, ты опять начала мыслить по-старому, несмотря на то, что случилось между нами.

— Именно так, — подтвердила Джин, почувствовав облегчение оттого, что Поль понимает ее. — Когда ты предложил купить долю владения этим отелем и отстранить меня от дел, я испытала знакомое чувство — чувство потери опоры. Я запаниковала и набросилась на тебя, хотя на самом деле мне очень хотелось уехать с тобой в Ла Бруиль. Теперь-то мне это понятно, но тогда я была в полном замешательстве. Ты понимаешь?

— Прекрасно понимаю, зеленоглазка, и хочу, чтобы ты выбросила все надуманные глупости из головы. Давай сотрем прошлое и начнем сначала.

На мгновение выпустив ее из своих объятий, Поль порылся в кармане своей куртки и вернулся, держа на ладони крошечный подарок.

— С Рождеством! Думаю, ты знаешь, что это.

Это было то самое колечко с бриллиантиком. Джин бросилась ему на шею, борясь с подступившими слезами.

— Это самый лучший подарок, о каком я только могла мечтать! Но, Поль, я пока не могу его принять. Мне надо сначала поговорить с Лоуэллом. Я нужна ему. Пожалуйста, пойми, — взмолилась она.

— Не волнуйся, малышка. На этот раз я буду терпелив, обещаю.

На следующий день они ворвались в комнату Лоуэлла в санатории, удивив его подарочными свертками и рождественскими пирожными. Джин сияла, румянец на ее щеках появился не только от мороза: воспоминания о ночи любви согревали ее, как пять каминов.

— Вот уж не ожидал тебя видеть, Поль, — радостно заявил Лоуэлл после обмена приветствиями.

— Пришлось вернуться, — объяснил Поль. — Нам надо уладить кое-какие дела. Мое предложение по-прежнему в силе: если хотите, можете получить деньги под реконструкцию «Саммита».