Я все еще надеялся, что ночные треволнения сломили ее волю. Что страх перед грубой силой и грязными домогательствами парализовал разум, вынудив отступить. В конце концов, нежной синьорине едва ли под силу тягаться с матерыми волками вроде меня. Рано или поздно гордячка должна пойти на попятную, смириться с моими условиями. Не зря же я разыграл этот устрашающий спектакль с ночной охотой!

Однако не успел я умоститься поудобнее, предвкушая долгожданную капитуляцию, как донесся грохот и вопль. Я резко обернулся — и обомлел: кто-то вывалился из окна спальни Элизабет прямо в кусты! Судя по отборной ругани — не иначе как незадачливый ловелас. Неужто кому-то удалось прорваться внутрь?!

Но тут в распахнувшемся проеме мелькнул до боли знакомый женский силуэт. Растрепанная и воинственная, Элизабет перегнулась через балкон, явно оценивая дело рук своих.

Несколько секунд я ошарашенно таращился, не веря своим глазам. А потом Элизабет вскинула голову и посмотрела прямо на меня. В рассветной полутьме ее зрачки казались бездонными колодцами на мраморно-бледном лице. Но даже с такого расстояния я разглядел в них отнюдь не панику и отчаяние. Лишь неукротимую ярость, помноженную на вызов. Обжигающие, неистовые, почти жаждущие.

— Так будет с каждым, кто посмеет сунуться! — донеслось до меня сквозь утреннюю тишь. Голос Элизабет опасно сорвался, но тут же вновь окреп. — Слышите, синьор Альвизе? Всех до единого покалечу! И вас заодно, если рискнете!

Я похолодел, будто от удара под дых. Она не просто не дрогнула — а еще и грозит расправой? Мне, Марко Альвизе? Немыслимо!

Гнев и возбуждение опалили нутро раскаленной волной. Яростное, почти болезненное желание совладать, покорить, истребить и малейший намек на своеволие. Увидеть, как запальчивость в сапфировых глазах стекленеет, подергиваясь поволокой экстаза. Как своенравные уста приоткрываются в немом стоне наслаждения…

Но я поспешно отогнал греховное марево. Нет, рано мне праздновать викторию. Строптивица полна сюрпризов, и недооценивать ее — непростительная роскошь. Спешка и самонадеянность могут только спугнуть дичь, спровоцировать на еще большее сопротивление.

Поэтому я лишь демонстративно отсалютовал Элизабет сигарой. Посмотрим, как ей понравится небрежное равнодушие в ответ на отчаянную браваду. Пусть помучается догадками, что на уме у хладнокровного соперника. Пусть теряется в догадках, блефую я или в самом деле не принимаю ее всерьез.

* * *

Элизабет

Утро нового дня застало палаццо Контарини на удивление тихим и безлюдным. Я брела по анфиладе пустынных комнат, невольно морщась от открывавшегося зрелища. Следы ночного разгула впечатляли своим размахом — несколько дверей сорвано с петель, на стенах подозрительные пятна и потеки. Кое-где валялись перевернутые кресла и разбитые вазы, но в целом дом выглядел не так уж плохо. Видимо, слуги уже успели навести хоть какое-то подобие порядка.

На мраморных ступенях парадной лестницы обнаружилась чья-то одинокая туфля — атласная, расшитая жемчугом. Я брезгливо отпихнула ее ногой. Похоже, бедняжки, волею Марко угодившие в этот вертеп, разбегались полураздетые. Страшно представить, что творилось в их душах…

После безумств минувшей ночи мне нужно было срочно сбежать отсюда, проветрить голову, снова почувствовать себя нормальным человеком. Я уже почти дошла до парадной лестницы, когда до меня донесся звонкий девичий смех и оживленный щебет голосов. Они доносились из гостиной. Любопытство возобладало, и я на цыпочках приблизилась к приоткрытой двери, осторожно заглянув внутрь.

К моему удивлению, при свете дня гостиная выглядела вполне прилично. Конечно, были заметны отдельные следы ночного веселья — помятые диванные подушки, слегка покосившаяся люстра, несколько опрокинутых пуфиков. Но в целом комната сохранила свой парадный лоск и роскошь. А посреди этого великолепия, расположилась живописная группа молодых женщин.

Разморенные, полураздетые, с растрепанными волосами и размазанной помадой — девицы возлежали на диванах и креслах с видом усталым, но донельзя довольным. Судя по долетавшим до меня обрывкам фраз, они оживленно делились впечатлениями о прошедшей «охоте» — кто как спрятался, кого застали врасплох, чем все закончилось.

— А я говорю, синьор Джанни — лучший из охотников! — захихикала хорошенькая брюнетка, потягиваясь, как сытая кошка. — У него такой нюх на женские юбки, никакое укрытие не спасет!

— Ну уж нет, граф Орсини всем фору даст, — лениво протянула ее белокурая соседка. — Вот уж кто доведет до исступления! Как обнимет, так из головы все мысли вылетают.

— А по мне, так лучший охотник — маркиз Лудовизи, — мечтательно вздохнула рыженькая субретка. — Ах, какой мужчина! В его руках таешь, как свеча. Хочется отдать ему всю себя без остатка!