Я попыталась проскользнуть мимо, пропустив Ханну вперед и веля ей готовить мне ванну. Но Марко придержал меня за локоть железной хваткой. Жар его пальцев ощущался даже сквозь ткань, опаляя кожу.

— Что вы себе позволяете?!

— Ваш румянец так и полыхает, — ухмыльнулся Марко, разглядывая мое лицо слишком пристально. — Неужто приключилась какая радость? Рассказывайте, не томите!

Я раздула ноздри, едва сдерживая негодование. Да как он смеет! За кого он меня принимает — за одну из своих гулящих девок?

— Не ваше дело! — отчеканила я, пытаясь унять предательскую дрожь в голосе. — С каких пор я перед вами отчитываться должна? Вы мне не муж и даже не опекун. Это вам стоит помнить, кто теперь здесь хозяйка. А я буду видеться с кем захочу!

Глаза Марко опасно сощурились, на скулах заходили желваки. Он резко поднес сигариллу к губам, с силой затянулся, словно черпая в едком дыме решимость. А потом швырнул окурок на пол и растер каблуком, будто в предвкушении растоптать и мою волю.

Одним глотком осушив стакан, Марко с грохотом швырнул его за спину. Хрустальные брызги разлетелись по гладким плитам, сверкая в свете канделябров, словно осколки льда. Или разбитых вдребезги иллюзий.

Шагнув вперед, он вдавил меня в стену, навис сверху неумолимой скалой. Жар его разгоряченного тела бил в лицо, смешиваясь с острым ароматом спиртного, дыма и терпкой мужской амброй. От близости его широкой груди и напряженных рук веяло первобытной мощью.

— Послушай, глупая девчонка, — прорычал он, чеканя слова. — Здесь тебе не чопорный Лондон. Здесь порядочным синьоринам не следует до полуночи шататься невесть с кем. Я, можно сказать, за тебя беспокоюсь, дуреха!

Последнюю фразу он процедил отрывисто, словно нехотя. Я на миг опешила, вглядываясь в его глаза. Неужто и правда печется обо мне? Пляшущее на дне зрачков пламя на миг дрогнуло, явив смятение. Но быстро погасло, вновь сменяясь холодной яростью.

— Уж скорее боитесь, что не сможете меня контролировать! — фыркнула я, отталкивая его руки. — Мучаетесь, что я хожу на свидания с кем вздумается. А лорд Уэстбрук — истинный джентльмен, не чета вам. И видеться я с ним стану в любое угодное мне время!

— Так вот как зовут твоего дружка? — процедил Марко. Глаза его полыхнули таким бешенством, что я невольно сжалась. Казалось, еще миг — и он сорвется, выплеснет свою ярость в каком-нибудь диком поступке.

Я инстинктивно почувствовала опасность. Резко развернувшись, я решительно зашагала к выходу, мечтая лишь об одном — скорее оказаться подальше от этого невменяемого собственника. Но не успела сделать и пары шагов, как Марко настиг меня. Его пальцы до боли стиснули мои плечи, почти раздирая тонкую ткань платья.

Несколько мгновений длилась безмолвная битва взглядов. Его потемневшие глаза жгли и пронзали, словно кинжалы. Дыхание опаляло мои губы. Его грудь часто вздымалась, вторя бешеному стуку сердца.

— Не так быстро, синьорина. Мы еще не закончили.

Он помолчал, словно подбирая слова, а потом произнес с едва уловимой издевкой:

— Надеюсь, прогулка и свежий воздух смогли привести вас в чувства, и вы решили продать мне палаццо? Или готовы дальше упрямиться и надеяться, что пять оставшихся дней не запятнают вашей репутации, и ваш новый знакомый лорд, даритель столь чудесных цветов, может узнать кое-что интересное о своей пассии.

Марко протянул руку и выдернул из моих ослабевших пальцев скромный букетик полевых цветов. Я невольно вздрогнула, чувствуя, как шершавые стебельки скользят по коже, оставляя зудящие царапины.

Он поднес трофей к лицу, демонстративно втянул носом воздух и скривился, будто унюхал нечто омерзительное.

— Какая прелесть! — процедил Марко. — Васильки и ромашки, никак со здешних лугов? Как это мило и… провинциально. Ваш воздыхатель знатный эконом.

С этими словами он сжал ладонь на нежных стеблях, и хрупкие цветы жалобно хрустнули. Яркие лепестки — лазурные и белоснежные — дождем осыпались на мраморный пол, словно слезы поруганной невинности.

Я смотрела, как они опускались на пол — такие нежные, беззащитные в своей недолговечной красоте. В глазах защипало от подступающих слез, но я усилием воли сдержала их. Вскинув подбородок, я в упор посмотрела на Марко.

На его губах змеилась самодовольная ухмылка, в глазах плясали бесенята. Он явно упивался моей беспомощностью, смаковал унижение.

Но я не собиралась быть жертвой его уколов и манипуляций. Расправив плечи и глубоко вздохнув, я произнесла с холодным достоинством:

— Вы очень наблюдательны, синьор. И весьма щедры на колкости. Только, боюсь, совсем не понимаете самой сути.

Марко вскинул бровь, его ухмылка стала шире. Но я не позволила сбить себя с толку.

— Видите ли, дело вовсе не в букетах, — продолжала я, глядя ему прямо в глаза. — И уж точно не в их размерах или цене. Истинную ценность имеет то, кто их дарит. И как.

Я бережно подняла с пола помятую ромашку. Поднесла к лицу, вдохнула еле уловимый травянистый аромат. По щеке скользнула одинокая слеза, но я даже не попыталась смахнуть ее.