– Вот моя плата, моя цена!
– повысив голос, произнес Учитель, и Конан очнулся.
– Готов ли ты ее заплатить?

Киммериец подпер голову кулаком; усталость наваливалась на него, пригибала вниз, застилала взор, тонким комариным писком звенела в ушах. Дело сделано! Наставник напоил и накормил его, и, похоже, собирался взять в ученики... Иначе зачем бы старец начал перечислять все эти условия и запреты?

– Я должен сказать слова клятвы?
– невнятно пробормотал Конан. Какие, отец мой?

– Ты хочешь стать моим учеником?

– Да.

– Этого достаточно, Секира.

Голова Конана уже лежала на столе, меж пустым кувшином и блюдом, на котором громоздились огрызки плодов. Сон и усталость побеждали; теплая истома разливалась по могучему телу варвара, затуманивая мысли. В последнем усилии он прошептал:

– Секира? Почему - Секира?

И услышал в ответ:

– Таким будет теперь твое имя.

Когда новый ученик заснул, сломленный усталостью, старец долго глядел на него, в задумчивости поглаживая бровь. Немигающие глаза наставника были широко раскрыты, но сейчас они не походили ни на крохотные солнечные диски, ни на золотистый ястребиный зрачок; потемнев, они превратились в шарики старого коричневого янтаря, погруженные в белый мрамор белков. Наконец старик поднялся, прибрал со стола, двигаясь бесшумно и быстро, с плавной грацией двадцатилетнего атлета, затем вышел из пещеры. Он направился к раскидистому дубу, обычному месту своих медитаций, и сел, скрестив ноги, меж выступающих из земли корней. Глаза его потускнели еще больше; сейчас они казались почти черными - два бездонных провала под росчерком крылатых бровей. Опустив веки, Учитель сделал несколько глубоких вдохов и застыл в неподвижности. Солнце, око благого бога, шло на закат; налетевший с равнины ветерок доносил запах нагретого песка и свежий аромат зелени с нижней террасы.

Старец был взволнован - вернее, не ощущал привычного покоя, ибо волнение, как и многие другие чувства, давно отгорело в его душе. Однако он не являлся холодным и рассудочным существом, отринувшим все человеческое, забывшим и род, и корень свой в долгой череде прожитых лет; он сохранил способность испытывать любопытство, удивление и даже жалость покуда все это не мешало исполнять свой долг.

Долг!

Долг был превыше всего - превыше плотских радостей, сострадания, страха и любви, превыше горестей людских, превыше жизни и превыше смерти ибо, в определенном смысле, от выполнения его зависели и жизнь, и смерть.

Где-то внизу, в неизмеримых земных глубинах, несокрушимыми скалами застыли гиганты, первотворения Митры; некогда они владели миром, теперь же держали его на своих плечах. Теперь, по воле Пресветлого, эти исполины являлись фундаментом Великого Равновесия, его опорой и надежным щитом, воздвигнутым божественной рукой. Они стояли недвижимо, ибо если б дрогнул хоть один, земную твердь и все, что живет и плодится на ней, постигли бы неисчислимые бедствия - много большие тех, какими грозили Кардалу огненные демоны.

Учитель знал, что придет час - в некоем отдаленном и неясном будущем - когда гиганты, столпы мира, не выдержат его чудовищной тяжести. Что произойдет тогда? Если Первосотворенные будут повержены, мир рухнет, погрузившись в хаос; исчезнет все живое, смешаются горы и моря, растворятся в энергии вечного астрала, и даже глаза богов, злых ли, благостных иль равнодушных, затянет смертной пеленой. Кончится Мироздание, завершится Вселенная, что творилась в долгой борьбе великих и могущественных сил, перед которыми человек - пылинка в луче света!

Однако в древнем пророчестве говорилось, что мир скорее всего избежит полной гибели: Первосотворенные дрогнут, но устоят. Правда, и такой исход не сулил ничего хорошего. Твердь земная расколется, разойдется, воды Западного океана зальют Шем и Коф, дотянутся на севере до Заморы, а на юге - до Вендийского моря... Погибнет Ванахейм, побережье пиктов станет островом, пролив отделит Иранистан от Пунта и Зембабве, огромный материк Му погрузится в пучину морскую... Вскипят океаны, рухнут горы, пустыни расстелют песчаные ковры на месте степей и лесов, надвинутся ледники, реки повернут вспять... Люди, вероятно, не уцелеют - разве что горсточка здесь, кучка там. И их потомкам придется позабыть о городах и пашнях; убогими и сирыми будут скитаться они по земле, обезображенной потопами и огнем...

Эта катастрофа могла наступить и раньше, чем предполагалось, ибо среди богов не было согласия и многие из них в неразумии своем опасно раскачивали Весы Мира. А ведь на исполинов, державших его, и так давила непомерная тяжесть! И она росла не только тогда, когда злобные демоны колебали земли и воды; людские горести и страдания, накапливаясь в астрале, тоже были добавочной ношей, давившей на плечи тех, кто служил опорой Великого Равновесия. И долг Учителя заключался в том, чтобы это бремя не стало чрезмерным. Омм-аэль!

Для того Митра, Податель Жизни, Хранитель Равновесия, и повелел ему готовить бойцов, способных отразить удары злобной мощи Сета, помериться силой с демонами и черными магами! То были юноши, чистые сердцем, не искавшие ни власти, ни славы, ни богатства, верные и отважные; и тех из них, кто, кроме бескорыстия, храбрости и крепких мышц, умел слушать зов Митры, благой бог наделял особым даром, предлагая каждому такую частицу своей божественной Силы, какую мог вместить и вынести хрупкий человеческий разум. Наставнику же полагалось пробуждать сей дар, лелеять и пестовать его, как слабую искру, что слетела в душу человека из небесного костра Пресветлого...