Шрифт:
– Вот так!
– спрыгнув на землю, наставник поднес к лицу Конана сосуд, в котором поверхность влаги казалась застывшей хрустальной пленкой, потом наполовину выплеснул воду и снова вложил чашу в руки ученика.
– Вот так, Секира! Попробуй повторить!
Киммериец покачал головой. Он не сомневался, что видел какой-то ловкий фокус, некий хитрый трюк, где дело не обошлось без колдовства. Может быть, Учитель превратил воду в лед, а заодно и приморозил чашу в голове? Такое под силу только магу! Правда, старец утверждал, что не занимается чародейством...
Умостив сосуд на голове, Конан осторожным шагом направился к первому столбику; там он замер и в нерешительности покосился на Учителя.
– Скажи, отец мой, что еще меня ждет?
– взгляд киммерийца обежал круглую площадку.
– Эти бревна, ямы, канаты и острия - к чему они?
Брови, похожие на распластанные крылья коршуна, сурово сдвинулись.
– Тебя ожидает труд, Секира!
– немигающие глаза старца уставились прямо в лицо Конана.
– Труд во имя Пресветлого Митры! Ты будешь лежать на бронзовых остриях с жерновом на груди и разбивать камни ударом кулака; тебе придется ходить над пропастью по узкой доске, висеть на веревке с рассвета до заката, ловить дождевые капли - да так, чтобы ни одна не коснулась твоих волос; ты научишься метать дротики и кинжалы в лозинку толщиной с палец и растворяться в воздухе как бесплотная тень... Ты укрепишь свои кости и свой дух; руки твои станут железными, и меч, наткнувшись на них, отскочит... А еще - гляди!
– ты будешь прыгать с этой мачты, с каждой ее перекладины и с самого верха!
Невольно повинуясь жесту Учителя, Конан задрал голову, чтобы прикинуть высоту столба, и чаша, водруженная на его темени, свалилась. Он извернулся и поймал ее, на мгновенье страстно пожелав, чтобы вода не пролилась; и воля его - или некая иная сила - как будто захлопнула над сосудом невидимую крышку. Ошеломленный, он держал сосуд в огромной ладони, всматриваясь в недвижную хрустальную поверхность.
– Вот так!
– наставник ткнул его сухим кулачком в грудь.
– Вот так, Секира! Я знал, что ты сумеешь это сделать!
– Довольная улыбка промелькнула на его лице, смягчив резкие черты.
– А теперь - туда, на дорожку! И помни, ни капли не должно коснуться земли!
Но в тот самый первый раз Конан, разумеется, опрокинул чашу. То же произошло и на следующий день, и на третий, и на четвертый - пока он не понял, что может мысленным усилием накрыть сосуд непроницаемым колпаком. Тогда наступил черед всего остального - бороны с острыми бронзовыми зубцами, что торчали вверх подобно наконечникам копий; камней и толстых бревен, кои полагалось прошибать с одного удара; глубоких ям, над которыми он балансировал на канатах и узких досках; веревок и столбов, безжалостно растягивавших его тело; быстрых капель, что падали из продырявленных чаш их полагалось ловить то ртом, то ладонями или ступнями; дротиков и метательных ножей, свистевших в воздухе словно серебряные молнии; таинственного умения сливаться с камнем или деревом, растворяясь подобно тени... Все, что сулил Учитель, исполнилось, и лишь в одном, вольно или невольно, он покривил душой: высокая мачта, с которой Конану и в самом деле пришлось прыгать, была не самым последним испытанием его мужества и сил. Ему пришлось еще прогуляться по рву, заполненному углями; только теперь они светились словно огненные рубины, и подымавшийся кверху жар мог расплавить бронзовую оковку щита. Но к тому времени Конан научился смыкать вокруг тела незримый кокон, и пламя, пытавшееся лизнуть его босые ноги, уже не страшило киммерийца.
На десятый или двенадцатый день он вышел на учебную арену и встал напротив наставника. В руках у Конана был меч; старец вооружился недлинной тростью из черного дерева толщиной в палец.
– Рази!
– приказал он.
– Рази, Секира!
Сверкнул клинок, раздался сухой удар дерева о сталь, и лезвие прошло на ноготь от смуглого плеча Учителя. Он отступил на шаг, Конан продвинулся на шаг вперед.
– Рази, Секира, рази!
Посыпались стремительные удары. Киммериец то бил сплеча, то делал коварный боковой выпад, пытаясь достать колено или локоть противника, то посылал меч подобно копью, целя в живот или грудь, то внезапно перебрасывал его из руки в руку в надежде обмануть старца, то на мгновение прятал клинок за спину, намереваясь перейти к внезапной атаке. Многие фехтовальщики во многих странах некогда учили его, а самым главным учителем была жизнь, из года в год висевшая на кончике меча; клинок давно стал продолжением руки Конана. Но...
– Рази, Секира, рази! Быстрее! Еще быстрее!
Сухо щелкала трость из черного дерева, едва заметно касаясь плоскости меча, и разящая сталь проносилась мимо цели. На ноготь, на волосок - но мимо! Это нельзя было счесть колдовством; Учитель не творил заклинаний, не наводил чар невидимости и неуязвимости - лишь размахивал тоненьким жезлом, который можно было переломить одним усилием пальцев. Но жезл сей охранял его лучше стальной кольчуги и тяжелого двуручного меча.
– Рази, Секира!
Они точно танцевали вокруг арены, раз за разом двигаясь по кругу; Конан рубил и колол, пытаясь достать старика, тот отступал, уворачивался, легкими движениями трости парируя удар за ударом. Черная, матово блестевшая палочка летала в его руках, била то по острию, то по середине клинка, окружая наставника незримой броней; Конан не мог пробиться сквозь нее.
– Быстрее, Секира! Рази!
Внезапно зрачки цвета янтаря вспыхнули, и на киммерийца посыпался град ударов. Теперь Учитель не только защищался; он нападал, и черная трость принялась гулять по плечам и ребрам Конана. Этот старец был воистину полубогом - ни одно человеческое существо не могло бы орудовать палкой с подобной скоростью! На каждый удар он отвечал тремя, успевая отклонить меч и чувствительно хлестнуть противника. На коже киммерийца начали вздуваться рубцы.
– Рази, Секира!
Но, едва подав эту команду, Учитель вдруг остановился, вытянул левую длань с раскрытой ладонью вперед, и Конан ощутил, как руки его онемели. Тяжело дыша, он опустил меч и рухнул бы вперед, но некая упругая незримая стена удержала его.
– Омм-аэль! Клянусь Светозарным, так дело не пойдет!
– Наставник укоризненно приподнял густые брови.
– Ты сражаешься мертвой сталью, северянин, и руки твои мертвы... Ты не используешь Силу! Ни один из тех приемов, которым уже обучился! Почему?