– После тридцати? Почему?

– Тридцать - возраст не мальчика, но мужа, - со значением произнес аргосец, и Конан вздрогнул. Те же самые слова, что в его сне! С той же самой интонацией, и слетевшие, похоже, с тех же уст...

Рагар тем временем продолжал:

– Тридцать лет - вершина жизни, с которой человек озирает и пройденный путь, и ту смутную еще дорогу, что лежит впереди. Он может повернуть в одну или в другую сторону, может переменить жизнь... либо подготовить себя к такой перемене. У него еще есть время, капитан! То время, которого уже не будет ни в сорок, ни в пятьдесят!

– Ха!
– Конан с пренебрежением пожал плечами.
– Пустые разговоры! Какое мне дело до них?

– Ты - зрелый муж, но не свершил еще ничего великого, - сказал Рагар, положив ладонь на мощный бицепс киммерийца.
– Не обижайся на меня, но это так.

Его глаза смотрели на Конана с какой-то странной укоризной, и киммериец невольно отвел взор. Великое... Как это понимать? Перед ним пестрой лентой промелькнули страны и города, башни замков и валы воинских лагерей, хищные очертания пиратских галер, отряды конников, то убегающих, то идущих в атаку... Потом длинной чередой поплыли лица - лица врагов и друзей, мертвых и живых, лица женщин - тех, что любили его, и которых любил он сам, лица разбойников и купцов, властителей и магов, жуткие лики монстров, покушавшихся на его жизнь или бессмертную душу...

Свершил ли он великое? Где и когда? В Замбуле, где он в юности промышлял воровством и разбоем? Пожалуй, нет... Но в Кезанкийских горах лет десять назад он сразил Аманара и жуткую тварь, что властвовала над этим магом... Потом, вместе с одноглазым Ордо, он прошел от Султанапура до Вендии, сокрушив демонов, вызванных злым колдуном... Спустя несколько месяцев он стал наемником в войске Илдиза Туранского, дослужился до капитана, потом бежал, дрался с пиктами - тоже наемным солдатом, на сей раз - аквилонским. После этого... Что же было после этого? А! В Бельверусе, в Немедии, ему удалось собрать отряд конных стрелков и спасти короля Гариана во время заговора знати. Потом он продал свой меч владыкам Офира... да, потом был Офир и древний город Ианта... Синэлла, принцесса и жрица Аль-Киира... опять интриги и заговоры... Там, в Ианте, закончился путь его отряда вольных стрелков; люди разошлись, а сам он отправился в Аргос, к океану, где встретил Белит и стал Амрой, Черногривым Львом, грозой западного побережья...

С тех пор минуло изрядное время; он побывал в Кешане и в Пунте, в Черных Королевствах и на далеком острове Дайомы, в лесных дебрях страны пиктов и в снежных пустынях Ванахейма. Странствовал, сражался... Но свершил ли великое? Может быть, и нет... Однако то, что вспомнилось ему сейчас, нельзя было назвать малым.

Конан открыл было рот, но аргосец, несильно стиснув пальцы на его плече, произнес:

– Да, я знаю, что ты сейчас скажешь... Что ты стоял перед тронами владык, что ты сражался в тысяче битв, сокрушая колдунов и чудовищ, что ты измерил сотни дорог в море, в горах, в степи и в лесу... Все это так; но было ли среди этих деяний нечто поистине великое?

– Кром! Смотря что считать великим! Совсем недавно я прикончил мерзкую тварь...
– рука киммерийца скользнула к висевшему на поясе кинжалу.
– Нелегкое дело, поверь!

– И ты совершил его ради той женщины с далекого острова?

– Ради себя самого! Чтобы получить свободу и убраться с ее пригорка посреди океана!

Рагар покачал головой.

– Прости, но я не могу считать это великим деянием. Достойным - да, но не великим. Ибо великое есть то, что сильный творит ради слабых, не требуя ни благодарности, ни славы, ни почета.

– Почет - приятная вещь, - заметил Конан, - однако мне больше нравятся богатство и власть. Почетом не подкуешь коня, а благодарность не вложишь в ножны... так говорят в наших горах, аргосец. Боюсь, что то великое, о коем ты толкуешь, не про меня. Сильный не должен защищать слабых; его судьба - повелевать ими.

– Всякий настоящий повелитель - еще и защитник, - голос Рагара был негромок, но тверд.
– Придет время, и ты убедишься в этом, мой капитан.

Они замолчали. Конан, прислушиваясь к гудению ветра в вантах, думал, что не может понять речей этого человека. Какой толк ему идти на страшный риск, пытаясь обуздать огненных демонов, что рвутся из-под земли на далеком Кардале? Что он получит за сей подвиг? Из слов аргосца следовало, что ничего. Ни благодарности, ни славы, ни почета! И уж конечно ни богатства, ни власти... Скорее всего, он сгорит в озере бурлящей лавы, задохнется в сернистых парах, падет под ударами раскаленных камней, и даже Митре не удастся его спасти! Тот, кто встал на сторону слабых, сам превращается в одного из них, и даже помощь бога этого не изменит... Да и захочет ли бог помочь на самом деле? Возможно, молния, которой Рагар проплавил песок, всего лишь ловкий магический фокус, и Митра тут вообще ни при чем?

С другой стороны, Конан был уверен, что кое-кто из богов и в самом деле помогает своим адептам; по большей части то были недобрые божества. Такое он видел не раз и знал, что магам Черного Круга дает силу Сет, Змей Вечной Ночи, что жрецы, поклонявшиеся дьявольскому Нергалу, тоже владеют темной мощью - как и те колдуны, что продали души Иггу или Имиру. Свои могущественные покровители имелись также у шаманов Белой Руки в далекой ледяной Похиоле и у восточных чародеев, входивших в Красное Кольцо... Да, злые демоны охотно принимали на службу всякого, кто был готов творить злодейство; добрые же боги почему-то не спешили последовать их примеру.

Сандара, неслышно ступая по палубе, приблизился к киммерийцу.

– Солнце заходит, - произнес он, прищурившись и поглядывая левым глазом на запад, куда день за днем неутомимо стремился корабль.

Конан кивнул. Сияющий золотистый диск уже коснулся горизонта, и его лучи окрасили парус алым, превратив грубое полотно в нежный кхитайский шелк; морская поверхность потемнела, вода казалась уже не изумрудно-зеленоватой, а, скорее, цвета насыщенного сапфира с белесыми прожилками пены.

– Огибаем Барах?
– спросил Рагар, повернувшись к кормчему.