Шрифт:
Ваня — умный оборотень.
На первый взгляд.
Он при посторонних не оборачивается.
Тем более, при посторонних мужиках.
Потому что после оборота оборотни в чём мать родила оказываются. Так что надеюсь, что не оборачивается. Ване-то по барабану. Они, оборотни, излишней стыдливостью не страдают. А вот Стёпа, особенно после знакомства с Васей, может такого душевного стриптиза не вынести.
— Всё не так с котиком! — Стёпа плюхнулся на табурет возле кухонного стола, но я указала на раковину, и он покорно пошёл мыть руки. — Говорит мне котик человеческим голосом: «Вот всё они обещают да обещают!». А потом говорит: «Вы не могли бы в дверь позвонить? А то у меня лапки!». И показывает, такой. Ну да, лапки. Что у него ещё может быть? Они с вашим Мурзаилом родственники?
— Ты только Ване такого не говори!
— Кто такой Ваня?
— Тот, у которого лапки!
— Тоже воображать начнёт?
— Нет. Обидится насмерть!
— Ксения, ты так это говоришь, будто всё нормально! — попенял мне Стёпа.
— Так всё нормально!
— Где, блин, тут нормально?! Тут всё ненормально! — взорвался он.
— Да-да. Тут всё ненормально, — согласилась я. — И это нормально. Тут. Хочешь, успокоительного зелья налью?
— Без приворотного эффекта? — спросил Степан с тоской в глазах.
— Папой клянусь! По рецепту Фармагеддоши готовила! — отчиталась я. Правда, умолчала, что рецепт новый. И экспериментальный. Но, надеюсь, без побочных эффектов. Во всяком случае, заметных.
17. Степан
Честно говоря, я ощущал настоятельную потребность в дозе барбитуратов или чего позабористей. Но за неимением оного был согласен и на зелье.
Чёрт с ним, один раз живём!
Ксения вытащила из кладовки бутылочку из тёмного стекла. От засургученной пробки тянулись концы шпагата, которые крепились к стеклу такой же красной сургучной печатью с оттиском звездатых звёзд в кругах с письменами. Этикетка из крафтовой бумаги с непонятными символами по краям. Кроваво-красная надпись острым витым шрифтом.
— Это точно успокоительное?
— Обижаешь! — Она протянула бутылочку мне. — Открывай.
Я с трудом разобрал в готических буквах «Для спокойствия и умиротворения». Сразу видно: готовилось не для себя. Со всеми возможными понтами. Повозившись, я всё же вскрыл. Понюхал. Пахло вермутом, но таким… ядрёным! Ксюша поставила мне маленькую стопочку.
— А чокнуться? — намекнул я. Даже если это пресловутое приворотное зелье, то хотелось бы, чтобы обоюдно.
А если нет, то просто за компанию.
Ксюша пожала плечами и поставила рядом вторую стопочку. Тягучая настойка звонко булькнула. На второй бульк с яростным «Мя-я-я!» примчался кот.
— Я вообще про него забыла! — Хозяйка растерянно взглянула на меня. — Представляешь, он где-то забился и до сих пор носу не показывал.
Кот, ни мало не сомневаясь в своём праве, запрыгнул на стол и намеревался сунуть нос в мою стопку, но был схвачен за шкирку и сброшен на пол:
— А ну пошёл вон! Нос не дорос!
— Как не дорос? Усищи уже какие! — пфыкнула Ксюша.
— Усы — это вообще не показатель! У меня вон усов нет, но это ни о чём не говорит!
— Не говорит, — быстро согласилась она. — Но ты-то в любом случае под присмотром взрослого.
От наглости такой в зобу дыханье спёрло, как говорил ас Пушкин. Или не он, но тут котёнок запрыгнул мне на штанину и полез вверх, цепляясь острыми коготками за джинсы и ноги, и авторство бессмертного выражения потеряло актуальность.
— Слушай, я же ему еды не купила! — Ксения утопила лицо в ладони, пока я отдирал рыжего, как хозяйка, котика от своих ног. Судя по ощущениям, с мясом. — А Лев точно не появился? Может, у него корм остался? — Она посмотрела на меня, как Кот из Шрека. — И лоток! И наполнитель!
И кто из нас после этого взрослый?!
И кто у кого под присмотром?
— Так! Сейчас мы пьём твоё зелье, — я чувствовал, что иначе меня сейчас просто порвёт на части, — и решаем твои проблемы. И твои проблемы, — строго сказал я котику, который притих, пока я держал его за шкирку.
Мы звякнулись стопочками. Пряно-травяной букет настойки ударил по всем рецепторам, которые выжили после встречи со спиртом. Градус у зелья был приличный. Я успел подумать, что креплёный вермут сам по себе неплохое успокоительное, только в больших дозах, но спокойствие обрушилось на меня, как летний ливень на приморский городок. Просто в одно мгновение. Наверное, это должно было вызвать во мне замешательство. Но даже оно не смогло просочиться сквозь бронированную стену умиротворения.
— Впрочем, у меня в холодильнике есть колбаса, — философски сообщила Ксения.
Кажется, её тоже проняло.
— Давай, — согласился я. — Я вообще голоден как собака. — Потом взглянул на рыжика в руке и поправился: — Или как кот.
— Я для кота, — невозмутимо возразила хозяйка.
— Кот обойдется. Ему я кошачьей еды принёс.
— А лоток? — спросила Ксюша тем же тоном.
— А лоток не принёс.
На краю мозга билось, что я и так норму для первого свидания перевыполнил.