Сам я в это время хожу по кабинету и с ужасным скрежетом двигаю парты, выставляя их в ровные ряды, поднимаю с пола бумажные шарики и вытираю с доски меловые гениталии. Кое-кому стыдно, кое-кому — досадно, я ведь мешаю списывать!

Ну, как говорил товарищ Будда, жизнь есть страдание. Пусть с седьмого класса к этому привыкают…

В учительской было тесно от практиканток. Девочки из педколледжа столпились около расписания и перешептывались, стучали каблучками по полу и хорошо пахли. Первая неделя первой практики — это всегда что-то вроде знакомства со школой. Студентки педколледжа в принципе только начинают смотреть на образовательный процесс с другой, учительской, стороны. Будут ходить на уроки и классные часы, перенимать опыт работы, приглядываться к ученикам… На второй и третьей неделе — начнут сами вести учебные занятия.

Вышемирский педколледж — это иняз, плюс начальная школа, плюс социальные педагоги и логопеды-дефектологи. Почему такой набор профессий? Исходя из дефицита кадров. Нелюдские языки все более востребованы. С кхазадскими кланами у Российской Империи всегда были очень плотные торгово-экономические отношения, а Авалон есть Авалон — на разговорном авалонском, который так похож на наш земной английский, но с более вменяемой связью между написанием и произношением, говорит чуть ли не миллиард людей. А эльфийский ламбе так и вовсе является тут для магов и ученых чем-то типа латыни нашего мира.

Нет, латынь тут тоже есть и тоже используется, но… Она, как бы это сказать… Очень прочно ассоциируется с Арагоном. А Арагон здесь — эдакая притча во языцех. Просто представьте себе наш земной Израиль со всей его теорией и практикой ведения внешней и внутренней политики и увеличьте в сто тысяч раз, сообразно площади территории в Европе, например. Такой себе триггер получается. Но это к делу не относится.

А вот соцпеды и логопеды-дефектологи — очень относятся. По земским реалиям это специалисты архиважные. На них, можно сказать, система образования и держится: одни вытягивают всю нагрузку по работе с трудными семьями, вторые за четыре года начальной школы стараются более-менее уравнять в развитии школьников разных рас. Это же земщина, тут эльфы с гоблинами в одном классе учатся и снага — с кхазадами. Все должно быть чудовищно и однообразно, и без школы этого идеала никак не добиться.

— Здравствуйте, коллеги, — сказал я, оглядывая стайку практиканток. — Меня зовут Георгий Серафимович, я учитель истории и я умею читать мысли. Хотите, скажу, о чем вы все думаете прямо сейчас, на четвертом уроке?

— Это тот, который нас подвез! — раздался громкий шепот, и я чуть не рассмеялся.

Бог говорит с нами обстоятельствами жизни, да? Конечно, эти четыре пигалицы попали на практику к нам в школу!

— И о чем же мы думаем? — спросили они.

— Вы все думаете о том, что дают в школьной столовой, — я едва сдерживал улыбку. — И никто из вас не успел позавтракать, потому что все ждали очереди в душ в общаге, а потом полтора часа красились и волосы завивали. Правду говорю?

— Ну-у-у-у… — затянули они.

Девочки, такие девочки. Никогда не признаются! Они же родились напудренные и со стрелками на глазах! И никогда не хотят есть, да?

— Я организовал тринадцать тарелок рассольника и двадцать шесть кусков хлеба, — мое заявление заставило их прийти в очень серьезное оживление.

Глаза практиканток заблестели. А одна — та, что отрицала запуск корабликов в канистру с водой вчера в «Урсе», спросила:

— А почему тринадцать? Нас же двенадцать!

— А я что — буду сидеть и просто так смотреть, как вы рассольник трескаете? — искренне удивился я. — За мной!

По пути я встретил Джабраилова, и он со всей присущей ему восточной эмоциональностью всплеснул руками и поцокал языком, явно не понимая, в какой момент профукал свое счастье? А он не профукивал. Он просто в общаге не жил, он у тетки квартировал во время учебы в универе, и тетка эта его сильно любила и кормила всякими кебабами и эчпочмаками. А я прекрасно помнил, как у меня желудок узлом завязывался на практике… Вот и предвосхитил голодные обмороки. У нас на практике в универе, кстати, пара девчонок на самом деле сознание теряли.

— Георгий Серафимович, куда вы их ведете?! — выскочила в коридор Ингрида Клаусовна, заподозрив Бог весть что.

— Кормить рассольником, Ингрида Клаусовна, — я наклонился поближе к директору и прошептал. — Не переживайте, чек через буфет я пробил на свое имя, у меня вычтут. Никому ни слова.

— Э-э-э-э… — кхазадка сняла с переносицы очки и почесала дужкой затылок. — Недоработочка, да. Завтра организуем им питание. Нехорошо получилось!

Вот! Я знал, что у нас не руководитель, а золото! Однако, не золото — чистый мифрил!

Холод со своими присными ждал меня после уроков прямо на парковке у магазина, где я ставил машину, чтобы не отсвечивать у школы «Урсой». Коллеги и ученики давно знали, что я прирабатываю на стороне, и доходы мои значительно превышают все, что может вообразить себе учитель истории, но глаза я старался членам коллектива лишний раз не мозолить и раздражителем не становиться.

— Как мне теперь к вам обращаться, Георгий Серафимович? — спросил мафиози, неожиданно принявшись «выкать». — Ваше благородие? Сэр рыцарь? Пан Пепеляев-Горинович?