Шрифт:
— Я уже рассказал тебе всё, что знал сам, показал все наши записи, — развёл руками отец Сетт.
— Расскажи про кровь. Зачем делать кровь ядовитой? Чтобы раненый кзорг был опаснее живого?
— Верно. Там всё написано.
— А слюна? — Владычица сглотнула, вспомнив поцелуи Рейвана, и вцепилась от смущения в край стола.
— Какое тебе дело до кзоргской слюны? Никто ведь тебя не заставляет пить с нами из одного кубка. Ну ладно, успокою тебя, яд в слюне не содержится. Это побочные жидкости тела, которые создаются из отдельных желёз.
— А семя? — вытянула шею Маррей.
— А семя берётся напрямую из крови. Уж ты должна это знать, Владычица!
Маррей приложила к пылающей щеке ледяную ладонь и тяжело выдохнула.
— И кровь нашу не освободить и не исцелить, — повторил за ней тяжёлый вдох отец Сетт. — Многие до тебя уже пытались, но ничего не вышло.
Маррей резко отвернулась. Она не хотела и думать о том, что не сможет избавить кзоргов от Причастия и сделать Рейвана человеком. Разбирая письмена на древних страницах, она искала ответы. В тайных манускриптах Харон-Сидиса, которые показал отец Сетт, описывались эксперименты по выведению кзорга из зависимости от Причастия, но ни одного удачного исхода среди них не было. День ото дня Маррей таяла от отчаяния.
— Если последняя порция твоего эликсира из Белых цветов не станет прозрачной до рассвета, значит, шансов нет, — сказал старый хранитель. — Мы с тобой уже всё перепробовали. Три месяца опытов, Маррей, — и всё тщетно.
Владычица подняла на отца Сетта уставшие глаза и покачала головой, не желая принимать его слова.
— Хватит, Маррей, оставь заботы до утра, и пойдём к столу.
Отец Сетт улыбнулся беззубой улыбкой, наполняя кубки, и проковылял из маленькой рабочей комнаты в пиршественный зал. Благоухание терпкого разогретого вина, сладкого мёда и корицы соблазнило Владычицу. Она выбралась из окружения манускриптов и отправилась за старым хранителем. Вслед за ней переместились и кзорги-охранники, приставленные Виггом.
Маррей и отец Сетт ужинали вдвоём. Мрак стоял у них за спиной, неуверенно расступаясь вокруг пламени свечей на столе. Двое рабов прислуживали им, но были похожи на тени-призраки, что завывали в ночи на крепостных стенах.
— Что ты добавил сюда, Сетт? Только вино испортил, — посетовала Маррей, играя кубком в руке.
— Пей. Это поправит твоё здоровье и укрепит дух. Ты совсем иссохла. Мало ешь. До весны у меня не доживёшь, — аппетитно причмокнул старый хранитель, нарезая мясо на блюде мелкими кусочками.
— Доживу, поверь, — глаза Владычицы блеснули на бледном худом лице.
Бесшумными шагами подошёл один из кзоргов.
— В крепость прибыл Зверь, — доложил он старому хранителю.
Отец Сетт тотчас поднялся с кресла, накинул тёплый плащ, обшитый по кромке чёрным мехом, и вышел во двор. Маррей вздрогнула от неожиданности и, вопреки приличиям и своему положению, поднялась следом. Ей с трудом верилось, что тот, кого она так ждала, мог явиться в разгар зимы, когда в небесах, оседлав снежные вихри, все духи мира в одночасье устроили пляски.
Оказавшись на крыльце, Владычица услышала обрывки разговора.
— Ты прибыл на Причастие? В такое-то время? — дивился отец Сетт. — Иди же, иди в зал, холодно тут говорить!
Маррей прижалась к холодной каменной плоти стены, ища защиты от пронизывающего ветра. В широком меховом плаще ничто не выдавало в ней Владычицу, и Рейван не сразу узнал её. Приблизившись, он замер на ступенях. Маррей показалось, что он даже пошатнулся.
— Что ты делаешь здесь? — выговорил он.
— Здравствуй, Рейван, — ответила Маррей.
Порывы ветра, сдирающие снег с карнизов, заставляли её дрожать от холода.
— Здравствуй, Марр… — сказал Рейван, голос его прервался.
Владычица не смогла разобрать: рад он ей или раздосадован её присутствием. Отец Сетт нагнал Рейвана, и все вместе они вернулись в зал.
Рейван сдвинул приборы старого хранителя в сторону и уселся во главе стола.
— Если ты не против, Зверь, Причастие проведём завтра: сейчас уже поздновато, — проговорил отец Сетт, опустившись в соседнее кресло.
Рейван коротко кивнул и перевёл взгляд на Владычицу.
— Зимний путь был долог и тяжёл, — вздохнула Маррей, опустив плечи и вытянув шею к Рейвану. — Почему ты не ешь?
Она поднесла к лицу ладонь, чтобы умерить рвущееся изнутри желание приблизиться к нему. Многодневная мучительная тоска отступила во мрак ночи, за стены крепости.
— Его мучит тошнота — это зов Причастия, — пояснил отец Сетт. — Но заставь себя поесть, Рейван! — Старый хранитель сделал глоток вина и хитро улыбнулся: — Или выпей. Сегодня у риссов Новый год, и мы с Владычицей Маррей празднуем.