— Он стал гордостью всех жителей Поднебесной, — сообщила я, вспомнив ту информацию, что выдал нам флэш. — Его все полюбили.

Но я не смогла сказать добродушному Маю о том, какие грустные были голубые глаза мальчика.

— Эй, Каст! — веселый нанн позвал сына. — А давай-ка споем!

— Споем? — услышал пролетающий рядом его собрат, и радостно заверещал на всю поляну. — Братья и сестры! Песня! Давайте петь!

— Про деву и парня! — очнулся от своих грез Йер, услышав нас, и живо подскочил с травы. — Давайте про деву и парня!

— Это что за песня? — удивился незнакомый нанн. — Я не знаю такой!

— Как же? Как же не знаешь? — искренне удивился пьяный лучник. — Ну, эта… Гу-уляла дева! Гу-уляла де-е-ева по лесу-у-у! Гуля-ял па-арень! Гуля-ял па-арень…

Нанн слушал, слушал, потом возмутился:

— Нет, она грустная! Давайте лучше про сурью! Э-эх, ухнем! Э-эх, братцы, ухнем по сто-о бу-утоно-ов!!!

Теперь возмутился Май:

— Лучше про любовь! Щас вспомню песню одного из миров… Ягодка-малинка оп-оп-оп…

Послышались возмущенные голоса рядом пролетающих наннов, каждый начал предлагать свою, и над степью понесся шквал голосов, распевающих каждый свою песню. Я сначала заткнула уши, потом посмотрела на безмятежно спящего в этом шуме Зена, расхохоталась, и тоже присоединилась к многоголосому хору. Гай, глядя на все это безобразие, выпил еще сурьи, потом еще немножко, а потом как брякнет:

— А вот так у нас танцуют на Ханаре!

Встал и пошел в пляс с мечом. К нему с радостным визгом присоединились десятки наннов, смешно извиваясь своими телами.

Я засмеялась еще громче, хлопая руками по коленям. Наш лидер, всегда суровый и серьезный, здорово отплясывал!

Давно мы не отдыхали! То ли от сурьи, то ли от смеха забавных наннов, настроение было радостным. Это была самая замечательная ночь, что я провела за последнее время, и самый спокойный сон за время путешествия. Я уснула в объятиях своего так ни разу и не проснувшегося во время танцев и пения любимого. Да, да, любимого. Больше не было смысла скрывать от себя свои чувства.

Как-то само собой пришло понимание того, что я полюбила этого дерзкого парня по имени Зен.

Проснулись я на следующий день, когда солнце застыло в зените.

Едва очнувшись, я осторожно приподняла голову, боясь похмелья, но голова была ясной и легкой, словно мы и не гуляли всю ночь.

Ребята уже собирали вещи, стараясь ходить тихо и не будить наннов, что вместе с нами спали на поляне. Последовав их примеру, я на цыпочках подошла к своему мешку, сброшенному в траву, и затем подошла к Гаю, одевающему себе на спину рюкзак.

— Уходим? — шепотом спросила я.

Гай кивнул. К нам неслышно подошел Зен с Йером. Оба сияли, как начищенные до блеска сапоги, и выглядели полными сил.

— Нам пора, — с некоторым сожалением сказал Йер. — Славные они ребята, эти нанны!

— Ага, — согласилась я. — Не будем их будить…

Мы вышли в путь, не прощаясь с веселым народом.

В тот же день нам повезло, и мы нашли табун диких искандаров. Ребята ловко выцепили четырех молодых зверюг и пару часов усмиряли их, чтобы мы смогли на них залезть.

Зрелище было еще то — искандары прыгали, пытались скинуть всадников со спины, то отказывались двигаться, то, наоборот, вдруг бросались вскачь. Но молодые четырехлапые поддавались дрессировке легче, чем старые. Нам удалось подчинить их, и дальнейший путь по степям сократился от недели пешего хода до четырех дней верхом.

Мы собирались их вскоре отпустить, сразу, как увидим Горы Смерти. Запах скакунов мог привлечь крылатых ящеров, а наш запах на первое время перебьет мазь, что заранее взял с собой каждый из нас без всяких договоренностей.

Четыре дня хода по степи Лив были мирными и безмятежными. Будто нанны нам передали часть своей удачи, мы не встречали даже опасных зверей или странных монстров.

Горы Смерти показались на горизонте на четвертый день нашего путешествия.

— Я вижу, как там летают драконы, — сообщил нам Гай. — У кристалла в моем глазу отличная видимость.

Йер прислонил ладонь ко лбу, закрывшись от лучей солнца, посмотрел вдаль.

— Летают, и нас не чуют, — заметил он.

— Что ж, войдем без стука в двери к ним, — усмехнулся Зен.

Мои же глаза никого не видели, сколько бы я не всматривалась в неровную линию горизонта. То, что мы близко, поняла тогда, когда прямая линия на востоке стала волнистой, — степь заканчивалась.

Похлопав дикого искандара по макушке, отчего тот дернулся всем телом и чуть не встал на дыбы, я посмотрела назад.