А тут мне предлагают смотреть на то, как в людей вгоняют иголки, и собирать сломанные костяные пластинки?

Я была возмущена насилием над моими желаниями и волей, готова была спорить и драться, кричать и возмущаться. Вскочила на ноги и охнула — ту, в которую я выстрелила из игольчатого пистолета, продёрнуло болью.

— Ольга! Не наступай пока на ногу! — взвыл голосок в голове.

Я с тяжёлым вздохом присела на краешек высокого белого постамента, названного кушеткой.

Возмущение моё питалось скорее беспомощностью, чем злостью. Что я могу? Магия меня не слушается, дома у меня нет — родители не примут, а к Игорю вернуться... Нет, не смогу. Обида, огромная, как небо, как море, душила, перехватывая дыхание. Смогу ли я его простить? Понять — да, но вот простить...

И вот теперь меня загнали в угол (или это я сама себя?..), обстоятельства против меня, моим мнением не интересуются, а прямо объявляют, что я хороший помощник и идеально подхожу.

А я хочу? Почему меня никто никогда не спрашивает?!

Я закрыла лицо руками. Так хочется плакать, а слёз нет.

Но, с другой стороны... Чего я хочу? Что я умею? Где меня ждут? А без дела я не смогу.

Ассистент, помощник… Центр мироздания, Вселенная. Помощь тем, кому нужна.

Я горько рассмеялась. Уходя из дома, отказываясь навечно от своей семьи, я шла помогать, шла спасать Игоря – от того дурного, что было в нём. Не спасла. Да он и не просил. Но ведь есть те, кто просит?

— Есть, Ольга. И много, — шепнул тихий голос.

Может, это Милосердные боги подсказывают мне путь?

И я сдалась.

— А эта туника снимается? Или я так и буду всю жизнь наблюдать, как поживают мои внутренности?

В зеркале всё ещё отражалось мерное зеленоватое мерцание в области сердца. Это нервировало.

— Конечно. Пожелай, и я сниму её с тебя. Можно желать мысленно.

— Хочу снять тунику, — быстро проговорила я. Какой-то миг, и белые латы сверкнули, и в зеркале я больше не видела ни своих костей, ни биения сердца. Выдохнула облегчённо.

— Хорошо. Тогда ещё вопрос. Где ты находишься? Покажись.

— Я везде. Ты во мне. Я вокруг тебя.

Я представила себя маленькой рыбкой в животе у большой рыбины и передёрнула плечами.

— Не совсем так. Ты живая, я — нет. Ты на станции, в моём воплощении, ты мой житель, но при этом я в тебе тоже, иначе ты не слышала бы меня.

Я потёрла ногу в том месте, где только что ровняла кость, прикрыла глаза. Не понимаю. Дом? Дом, который может мыслить?

— А туника? — я потрогала себя за плечо, где блеснули, исчезая, белые латы.

— Tunica — это...

И дальше пошла какая-то тарабарщина из знакомых слов, но в таком сочетании, что понять было невозможно. Брови мои взлетели вверх, да так и застыли.

— Допустим, — остановила я непонятную болтовню. — Зачем она?

— Она помогает мне сделать из тебя идеального ассистента.

— Ещё более идеального?

— Когда ты в Tunica, мы абсолютно едины, я могу двигать руками, они и твои тоже, конечно, но и немного мои, мне легче воспринимать твои мысли и интуицию и, значит, легче воплощать твои желания и мысли.

И в глазах замелькали картинки, поясняющие, показывающие всё то, о чём говорил голос. А потом я прикрыла веки, пытаясь отключиться от этих чудных и жутковатых картинок, чтобы обдумать услышанное.

— Значит, тот, кто говорит у меня в голове, это ты? И ты... — спросила, наконец, уловив мысль.

— Я. Я Вселенная. Большая Вселенная, в которой живут такие существа, как ты. Помнишь, как ты складывала костяные пластинки?

— Да.

— Если бы ты делала это пальцами, то у тебя ничего не получилось. Верно?

— Да.

— И у тебя в руках появились инструменты, которые сделали возможным твою помощь. Так?

— Так.

— Вот и у меня так же: ты подобна инструментам, которые делают возможным то, что ранее было невозможно. Вы, люди, очень маленькие, а я слишком большая. Но я от вас завишу, как, например, большой лес от муравьёв.

Я долго молчала, переваривая услышанное. В общем-то, всё было понятно, но... Чувствовать себя инструментом было неприятно. Я же живой человек, со своими мыслями и желаниями, а не какая-то бездушная железка.