— Что ты, Нат! Да где ж я вою?

— Да знаю я, что у тебя в голове! Я слышу всё, поняла? Всё, что у тебя вот тут, все мысли!..

Старая женщина всплеснула руками.

— Будет тебе, а? Ничего я такого не думаю.

— Думаешь! «Ой, беда, беда...» — скажешь, нет? Во, теперь богов просишь, чтобы смилостивились. Да только они не спешили меня остановить, когда я брал проклятый камень, а значит, им до меня и дела нет!

Он вскочил на ноги.

— Сидите, грейтесь у огня, травите байки! Если вспомните, что я подыхаю, и придумаете, чем помочь, тогда зовите.

Тётушка Галь поднялась было, но человек зло вскинул кулак.

— Только посмей за мной идти! Я твоими причитаниями по горло сыт.

Он ушёл недалеко, к нептице. Сел, закинув руки за голову, привалился к тёплому боку. Нептица вытащила клюв из-под крыла, моргнула глазом и уснула опять.

Тётушка медленно опустилась и вздохнула. Дочь леса стиснула пальцы и закусила губы.

— Расскажи о камне и богах, — сказал ей Шогол-Ву. — Я хочу узнать, что было дальше.

— Что ж... Остались двое, и боги смотрели на них и ждали ответа.

«Я живу охотой, — сказал второй, — и люблю бродить по тропам. Меня не прокормит этот лес, и мне не усидеть на одном месте».

И он ушёл, не дождавшись ответа богов. Кустарники и деревья пытались его удержать, потому весь его род хранит на коже отметины от листьев и ветвей.

— В это я не верю, дочь леса. Дети тропы были воинами и охотниками — и много жизней назад, и теперь. Это боевая раскраска въелась, оставшись навсегда.

Человек рассмеялся громко, напоказ.

— А я вот верю, — крикнул он. — Мне нравится!

— Если слышишь всё, чего там торчать, а? — окликнула его тётушка. — Иди к огню!

Но он даже головы не повернул.

— Нат!.. Если из-за меня ушёл, давай лучше я отойду, мне-то всё одно теперь, где сидеть.

— Не трогай меня, поняла? Не лезь!

— Я расскажу о третьем, — виновато сказала дочь леса. — Ему пришлось согласиться, ведь больше никого не осталось. Тогда Четырёхногий взял речной камень, маленький и простой, и Одноглазый с Двуликим поднесли к нему фонари. Ветер Пятикрылого остудил камень. Трёхрукий взял его и протянул сыну леса. Тот принял дар и услышал голоса, но кто говорит — не понял.

«Ты слышишь ушедших, — сказал Двуликий. — Они тоскуют о несвершённом. Их терзают боль и вина, стыд и печаль. Души трепещут на ветвях Шепчущего леса, как листья. Когда они исцелят свои раны, то сорвутся и улетят, вновь родятся под синим холмом. Но есть те, кто не справится сам. Есть голоса громче других. Слушай и помогай им».

И третий согласился.

«Мы уснём, — сказали боги, — и будет наш сон похож на смерть. Похорони нас тут, у белой реки, и оставайся хранить наш покой. Но знай: если вы, на кого мы оставляем мир, станете враждовать, если некому станет беречь наш сон и этот камень покинет лес, мы проснёмся. Разольются реки, и море бросится на берег. Свора бешеных ветров разлетится, ломая стволы вечников, как тонкие стебли, и нигде не будет убежища. С холма потекут кровь и огонь. Трёхрукий пойдёт по земле и проследит, чтобы никто не спасся. Так пусть вам хватит мудрости, дети трёх племён, раз уж вы берёте этот мир себе!»

Человек подался вперёд, резко взмахнув рукой.

— Видать, крепко заснули, если не торопятся продирать глаза! Или всё это ложь.

— Или не спят они, — сказала тётушка Галь, — и никогда не спали. Боги мудры, зачем им рубить сплеча? Ждут, должно быть, что люди всё исправят. А вот во что я верю, милый, так в то, что нам туда нужно, в Запретный лес.

— Ну, я понял. И сидеть мне там до самой смерти, а то ведь меня не отпустят, как Свартина. Нет, постой, погоди! Ты думаешь, камень придётся отдать?

— Прости, милый...

— О, нет, нет, ты хочешь, чтоб я отдал его и сдох! Вот, значит, чего ты для меня желаешь? И не только ты, а все вы того хотите, я знаю. Ни одному не будет жаль!

— Нат...

— Легко чужими руками добро делать! А я так скажу: если мне суждено издохнуть в мучениях, то пусть весь мир со мной отправится! Ясно? И ты, и ты...

Нептица всё пыталась спрятать голову глубже под крыло, но теперь человек, раскачиваясь, толкал её в бок, и она не утерпела. Изогнувшись, клюнула его в плечо.

— И ты! — зло сказал он и ударил по клюву ладонью. — А вот ты уже сдохла!

Нептица вскрикнула.

— Думай, что говоришь, — сказал Шогол-Ву.

Человек оскалился, как зверь. Мгновение помедлив, он вскочил и быстрым шагом направился прочь. Что-то пнул на ходу.

— Не оставляй его, — тихо попросила тётушка Галь. — Надо бы его утешить, да если он впрямь слышит, что у меня в голове, это ему мало поможет.

Дочь леса посмотрела встревоженно и печально. Шогол-Ву покачал головой и поднялся.