— Ешь, — повторяет за старшим младший и перед носом появляется ложка с рисом и той самой креветкой. Первая твоя, вторая моя. Давай.

Старший послушно открывает рот, принимая подношение, и следом сам подносит к губам младшего вторую чищеную креветку.

— Ешь, — вторит он.

— Кхем!

Знакомый женский голос звучит в тот момент, когда креветка оказывается во рту у младшего и тот смыкает зубы слишком рано, от испуга прикусывая неудачно подставленный палец.

— Кхем, о чём мы с тобой говорили?

Она не кричит, но старший дёргается, вскакивая из-за стола и едва не роняя стул.

— Простите, Кхун Чай. Сколько раз я тебе говорила, Кхем? Это не твоё место. Простите, Кхун Чай, он больше не будет. Не говорите вашим родителям…

— Это я попросил его сесть, тётушка, — спешит пояснить младший, тогда как старший просто стоит, опустив голову, и ни на кого не смотрит, спрятав глаза за чёрной чёлкой. — Это я…

— Не стоит его выгораживать, Кхун Чай. Он вполне взрослый, чтобы сам отвечать за свои ошибки. Тем более что он знал…

— Но…

— Кушайте, Кхун Чай. Кушайте, пока горячее. Кхем, — голос женщины, той самой матери, о которой и говорил старший, тихо звенит сталью. — Идём на кухню.

— Я наелся, — вдруг заявляет младший, оставляя ложку рядом с растрёпанным рисом, которого сам так и не попробовал, и поднимается. — Спасибо, было очень вкусно.

— Кхун Чай, вы…

— Я наелся, — слишком твёрдым для его возраста голосом повторяет мальчишка и уходит не оглядываясь.

Старший отмирает, как только младший, пропадая из виду, взбегает по лестнице. И лишь после того, как раздаётся хлопок двери, нарушает возникшую тишину, решаясь ответить матери.

— Строгое исполнение всех правил для тебя важнее его голода, мам?

— Поговори мне тут ещё.

— Ты же знаешь, что он не любит есть один. И что он не будет этого делать.

— Кхун Сурия сказала, что он должен привыкать, а значит…

— Ты будешь следовать пожеланиям Кхун Сурии и не важно, что он не намерен привыкать. Он просто не будет есть. Как не ужинал вчера и позавчера…

Старший, которого мать назвала Кхемом, быстро и методично чистит креветки, останавливаясь лишь на пяти хвостиках укрывающих рис и, вытерев салфеткой руки, подхватывает тарелку со столовыми приборами.

— Можешь меня выпороть. Только чуть позже. Он поест, и можешь пороть.

— Кхем…

— Кхем… — не осознавая, повторяет за женщиной из видения Тонг и жмурится от пронзившей глаза боли, а когда вновь открывает их…

Взгляд Тонга натыкается на побледневшее лицо женщины. На губах той больше нет и намека на улыбку, вместо этого они подрагивают, будто не зная, что выбрать: опуститься уголками вниз или сжаться в тонкую линию, а может и вовсе приоткрыться. А в глазах… Слёзы? Или Тонгу просто кажется?

«Ей знакомо это имя?..» — бестолковый вопрос. В странном призрачном спектакле, что только что был перед ним разыгран, Тонг совершенно точно и отчётливо видел её лицо. Оно было моложе, совсем без морщин, да и в волосах не было ещё ни единой седой прядки, однако совершенно точно принадлежало этой женщине. Или её очень близкой родственнице.

«Значит этот мальчишка, этот Кхем, точно существовал, и тогда… Второй тоже…»

На запястье ложится горячая ладонь. Подушечки пальцев оказываются ровно в том месте, где заполошно частит пульс.

— Тонг, — тихо зовёт Нок, забывая добавить «Нонг», как на некоторое время и сам Тонг забыл о Ноке. — Тонг, всё в порядке?

«Он не слышал или не знает этого имени?.. Хотя он и не обязан…»

— Всё… — Тонг сглатывает сухим горлом и свободной рукой тянется к стакану с водой. Продолжает он, лишь сделав глоток. — Всё в порядке, Кхун Нок.

Поворачиваясь, он натыкается на внимательный взгляд тёмных, кажущихся в этот момент почти чёрными, глаз и на хмуро сведённые брови.

— Я…