Вообще-то, Новым годом ночь с 31 декабря на 1 января здесь называли немногие и те скорее по привычке. Реальный новый год начался уже в Самайн – Даша успела проникнуться этим праздником даже несмотря на то, что вечер тогда просидела в обнимку с кружкой сидра, злая на Воронцова и на Гохмана. Но сама атмосфера Самайна ей понравилась, понравился праздничный стол и светильники Джека, понравились гуляния – в ту ночь она всё-таки перестала, как выразился Игорь, гипнотизировать жареного гуся, и ушла на улицу, почти до утра протанцевав вокруг костра. Но и традиционный зимний Новый год отмечался веками – его история не могла быть отвергнута и забыта. Праздник стал именоваться Старым Новым годом, а его атрибуты – ночные гуляния, богатый стол, наряженное вечнозелёное дерево и подарки под ним – остались прежними. Маги не любили забывать традиций.

Как и в Самайн, в банкетном зале проходило традиционное пиршество, но уже днём первого января и не в таких масштабах – всё же большинство студентов проводили зимние каникулы дома, да и преподаватели уезжали в отпуск. Оставались только ректор или кто-то из проректоров – в этом году в замке был Сатиров, – да ещё человек пять дежурных учителей. Поэтому тридцать первого утром Дашу ни свет ни заря и разбудила Лика: праздничный ужин сам себя не приготовит, а в общаге хоть шаром покати.

Лика, Даша и Никита Боков отправились на рынок в Солнечную Долину, Игорь и близнецы остались в общежитии – они ставили ёлку и отвечали за украшения. К вечеру холл пестрил от свечей и разноцветных пушистых шариков света под потолком, а ёлка напоминала страшный сон дизайнера. А вот столы ломились от съестного: Даша готовить не умела, никогда не приходилось просто, но Никита оказался просто шеф-поваром, да и Лика не уступала ему в таланте – Даше оставалось только завидовать белой завистью, нарезая помидоры и смотря, как в руках приятелей без помощи колец творится магия.

В семье Голубевых Новый год всегда был днём особенным, но однообразным: весь день готовится праздничный ужин – всегда стандартный набор из селёдки под шубой, оливье и запечённой курицы, остальное вариабельно. Затем половина двенадцатого садились за стол к телевизору, слушали поздравление президента и в полном молчании загадывали желание под бой курантов – почему именно в молчании, Даша так и не поняла, но именно это было особенно важно для отца, который мог не на шутку разозлиться, если кто-то издавал хоть звук. Шампанское заменялось лимонадом – мать не одобряла спиртного в принципе. Поужинав, выходили во двор взорвать несколько петард и фейерверков. В два праздник обычно заканчивался, так как отец Даши был человеком занятым и работал даже в новогодние праздники. Ему хотелось выспаться, а Даша с матерью могли помешать.

Вспоминая свой дом в Петербурге, Даша вдруг улыбнулась – она представила себе лица родителей, если бы они вдруг увидели свою ненаглядную дочь в данный момент. Не сидит под новогодней ёлкой, распаковывая подарки – хотя, может, под ёлкой в общем зале и подарок имеется? – а валяется на кровати, боясь шевельнуть головой, чтобы не блевануть.

Интересно, родители хоть волнуются? Конечно, Даша послала им письмо с предупреждением о том, что не приедет, но мало ли. Отец наверняка разозлится – для него Новый год всегда был семейным праздником, – но отметить с ним ещё хоть одно торжество выше Дашиных сил! Уж лучше здесь сидеть с бодуна и пытаться вспомнить, что там вчера намешивал Игорь… Точно, Игорь!

Даша хлопнула себя по лбу, выбив из глаз солидное количество звёзд и со стоном обхватив голову. Что ж, она, конечно, обещала разбудить это похмельное чудовище, но перед этим ей самой просто необходимо проглотить пару обезболивающих пилюль.

Нашарив в ящике стола симпатичный пузырёк с сине-зелёными таблетками, и закинув в себя две штуки, девушка медленно сползла на прохладный пол и лежала так ещё минут пятнадцать, пока не почувствовала, что боль понемногу отходит на задний план, тошнота становится почти терпимой, а туман, обволакивающий мысли, рассеивается. Лишь после этого Даша аккуратно села, все ещё по инерции поддерживая голову.

Кот с грохотом спрыгнул на пол. Опасливо подошёл к своей хозяйке, понюхал протянутую ему руку и легонько прикусил палец, как бы отомстив, и одновременно показав, что не слишком сердится. Даша почесала рыжего возле крестца, улыбнулась, когда котяра пару раз смешно почавкал ртом. Потом достала сигарету из портсигара, запихала за ухо, встала на ноги. Как была – в пижамных штанах, в футболке и босиком – вышла на лестницу, периодически ругая путающегося между ног кота, и на ватных ногах и с подкатывающей к горлу тошнотой направилась к другу.

В комнате Игоря Даша никогда не была, хоть и знала, где та находится. Как-то не было нужды заваливаться в мужские апартаменты. Но сегодня существо, которое официально звалось Игорем Воронцовым, и которое наверняка будет страдать от похмелья ещё больше, чем сама Даша, ждало её в спальне, так что, кое-как спустившись на второй этаж, и дёрнув на себя дверь с табличкой «214», Даша оказалась внутри.

Рома рассказывал, как первого сентября двести девятого года – или две тысяче восьмого, как до сих пор продолжала считать Даша, – его и Игоря, тогда ещё бестолковых первокурсников, заселили в одну комнату. Игорь, по словам Ромы, ему не понравился – мрачный, угрюмый, неразговорчивый. Жизнерадостному и открытому Роме такой сосед был не по нутру, и он даже пытался переселиться, но комендант-домовой отказал – свободных комнат в тот момент не было, сказал подождать до следующего года. Рома смирился; хоть дружба и не задалась, парни, тем не менее, всё же соблюдали вежливость, не особо выходя за рамки привет/пока. Пока Рома не начал показывать себя лидером.

Учёба у него шла легко, общение с сокурсниками быстро наладилось, Соловьёв взял в команду вратарём, едва увидев парня на метле – Рома загордился, чувствуя своё превосходство. На соседа по комнате парень смотрел свысока, а потом и вовсе начал над ним подтрунивать. К тому же, он был хоть и ненамного, но старше Игоря, поэтому, когда Воронцов начинал творить какую-нибудь ерунду, Рома невольно делал вид, будто сейчас придётся вытаскивать малыша из песочницы.

Игорь неудачником не был; коллективу он не особо доверял, но с большинством общался сносно, а вот Рома его откровенно бесил. Особенно если Игорь видел этот его фирменный взгляд под названием «Ах, бедный мальчик сейчас споткнётся об свои штаны!», направленный в его, Игоря, сторону. И если б Рома знал, что нервы у Воронцова ой, какие не железные, то оставил бы свои детсадовские подколы. Но Рома не знал.