Шрифт:
Свернуть голову Варгельсену, этому мерзавцу, — вот чего я хотел!
Я так злился на себя, что не мог найти себе место. Вскочил с кресла и принялся метаться по гостиной, как зверь в клетке. Боялся представить, что бы произошло с синеглазкой, если бы опоздал на секунду!
Никто не смеет даже приближаться к ней!
Еще никогда я не встречал такой нежной и прекрасной души! Я просто не знаю, как вести себя с ней. Все эти годы — строгие правила, запреты, боль! Отец отнял у меня детство, запретил любить, чувствовать! С пятнадцати лет я был машиной для убийства, бездушной тварью, обученной только убивать.
Я никогда не чувствовал такого сильного влечения к женщине. Она завораживает меня, я не могу думать ни о чем другом, кроме нее. Ее красота, ее улыбка… Безудержное желание трахнуть ее, обладать ее.
Грозовые небеса!
Все те женщины, что охотно отдавались мне, ни что, по сравнению с Тирой. Я мог получить любую. Я часто доставлял удовольствие только себе, оставляя очередную подстилку в жажде кончить. Мне было плевать. С ними я лишь утолял плотский голод.
Но с синеглазкой…
Я хочу ее! Сейчас! Безумно хочу погрузиться в нее на всю длину, ощутить ее полные губы на члене, утонуть в ее стонах.
Что обычно дарят женщинам, когда пытаются загладить вину? Цветы, конфеты, платья?
Все куплю! Задарю ее подарками.
Тира
Вечером, по возвращении домой, увидела на пороге несколько подарочных коробок и пышные букеты цветов.
Обомлела.
К букету была прикреплена записка:
«Эси».
Насторожилась. Еще ни один мужчина, кроме отца, не дарил мне подарков.
Хотя, обычного «извини» было бы достаточно.
Стянув с себя платье и оставшись в одном лишь нижнем белье, уже приготовилась пойти в ванную, как резко рухнула на пол. Плечо пронзила невыносимая, разрывающая боль, заставляя закричать.
Я не знаю, сколько прошло времени: секунды или минуты. Но, когда почувствовала, что теряю сознание, ощутила на губах спасительный поцелуй.
— Тира, — прошептал Эсбен и принялся жадно целовать меня, его язык ласкал с неумолимым напором, заставляя закружиться голову. — Мое синеглазое проклятие.
— Эси, — простонала в его губы.
С легкостью подняв меня на руки, принц опустился на край кровати и усадил к себе на колени. Осторожно сжал мою талию и непозволительно близко притянул к себе.
— Тира, — горячо прошептал он и очертил языком контур моих губ. Покрыл жаркими поцелуями шею.
Вокруг нас, неожиданно, заклубился изумрудный туман. Он пробегал по нашим телам, распаляя огонь страсти, окружал нас защитным щитом. Заставлял сердца биться в унисон.
— Малышка. — Принц заскользил пальцами по моим ключицам, грудям, животу и проник в трусики.
— Ректор Асульфор, — испуганно прошептала я, пытаясь сопротивляться. — Что вы себе позволяете! — Ударила его по руке.
— Ласкаю тебя, — прорычал Эсбен в губы и растер мои соки по промежности. Принялся нежно поглаживать клитор, вводить в меня палец и ловить ртом сбивчивое дыхание.
Почему… Зачем он это делает!
— Но я же попросила, — застонала, глядя в его полные дикого желания изумруды, — дать мне… — снова стон, — неделю. — Отчаянно попыталась оторваться от него, но он прижал сильнее.
— Я помню, — рыкнул принц и задвигался во мне быстрее. — Но мы не договаривались насчет ласк. — Горячо укусил мою губу и до боли сжал волосы на затылке. — Хочу услышать твои сладостные крики, синеглазка. — Слегка сжал клитор и снова принялся развратно поглаживать его пальцем. — Хочу видеть, как ты скачешь на моей члене. — Поместил мокрый от моих соков палец в рот и с наслаждением облизал его. — Невероятно вкусное проклятие. Хочу вылезать тебя всю.
— Ректор Асульфор, — выгнулась навстречу, дрожа от происходящего, — прекратите говорить такие… м-м-м… пошлости!
Эсбен ухмыльнулся:
— Зачем же ты сопротивляешься, когда твое тело уже кричит от желания.
Принц резко уложил меня на кровать и, оголив груди, принялся с наслаждением целовать их, сжимать, посасывать отвердевшие от возбуждения соски.
— Ректор Асульфор! — Простонала я. — Немедленно… а-а-ах, остано… продолжайте!
Не обращая внимания на мои противоречивые протесты, Эсбен спустился поцелуями вниз и стянул с меня трусики.
Я испуганно прикрылась руками.
— Вы же обещали! — голос дрогнул.