Холл, лестница и парадные залы были убраны цветочными композициями и задрапированы километрами серого шелка. На стенах висели гербы нашего дома и герб Романовых. Обычно в торжественном убранстве по поводу получения ранга использовали цвет того драгоценного камня, которым отмечали потенциал. Но черный считался цветом траура, так что было решено заменить его на серый.

— Ваша светлость! Анна Николаевна!

По лестнице взлетел лакей и, едва не поскользнувшись, все же удержал поднос, на котором подносил корреспонденцию.

— В чем дело, Илья?

— Карточки… Карточки подвозят. Не хотел вас беспокоить, но… Их много. Курьеры привозят новые каждую минуту.

И действительно, весь поднос был завален небольшими конвертиками — меньше обычных почтовых — которыми традиционно пользовалась знать, чтобы передавать небольшие сообщения. Несмотря на технический прогресс, высших кругах для официального обмена сообщениями использовали гонцов.

Матушка переглянулась с отцом и взяла с подноса первый попавшийся конверт.

— От княгини Вяземской, — прочитала она и, вытащив карточку с коротким сообщением, нахмурилась. — Сожалеет, что не сможет прибыть вместе со всем семейством. Семейные осложнения.

Отец тоже взял конверт и развернул.

— Граф Толстой. Тоже не сможет присутствовать. Приболел.

Матушка взяла следующую.

— Лопухины. Не приедут.

Я схватил сразу несколько конвертов, а в это время подоспел еще один растерянный лакей с другим подносом, заваленным письмами.

— Щербатовы, Белосельские, Павловичи, Одоевские, — я вытаскивал из каждого конверта карточку, где словно под копирку были наспех начертаны дежурные слова извинений. — Все сожалеют.

Отец стиснул челюсти так, что заходили желваки.

— Юрьевские, Безбородко, Румянцевы, Хвостовы… Анна, здесь все кончено.

Матушка сохраняла спокойное выражение лица, но в ее глазах бушевало ледяное пламя.

— Все очевидно, Алексей, — тихо сказала она. — Все, что ты сейчас видишь — это светский бойкот и попытка унизить нас. Павловичи и их союзники убедили почти все высокие Дома отказаться от нашего гостеприимства. В последний момент. Так выглядят войны в Петербурге, и нам ее только что объявили.

Лакеи озадаченно взирали на светлейшую княгиню, ожидая указаний.

— Но кто-то все же должен приехать, — проговорила она. — Нельзя отменять торжество.

Я снова взглянул на россыпь конвертов. Сплошные графские да княжеские роды, все Большие Дома. Если эту подставу устроили Павловичи, то как им удалось это провернуть так быстро?

Что они пообещали? И как убедили остальных? Ведь это была публичная пощечина нашему Дому.

Отец разочарованно покачал головой.

— Половина точно не приедет. Возможно, больше. А среди тех, кто все же до нас доберется, не будет почти никого из высшей аристократии. Но я согласен — отменять празднество мы не станем.

Для отмены было уже слишком поздно. Некоторые семьи должны были прибыть из пригородов, а то и вовсе из соседних губерний. Многие на лето уезжали в загородные резиденции, на дачи. И сейчас могли быть уже в пути.

— Но мы не оставим этого просто так, Анна. Это — непочтительность не только всему нашему Дому, но и Алексею лично.

Последнее меня волновало меньше всего. Почитают или нет — время все расставит на свои места. Я только начал свой путь. Но именно то, что аристократы внезапно решили проигнорировать прием в мою честь, подсказывало, что руку к этому приложили Павловичи.

Князья крови не смогли признать своих ошибок, а Павел и вовсе в кафе да ресторанах обвинял меня в том, что я вынудил его применить магию. Жалкие попытки отвертеться от суда.

Вот только суд неизбежен, и никакой престижной службы ему теперь не видать еще долго. Вот и пытается мелко мстить, настраивая свет против меня. И все же нужно выяснить, как ему удалось это провернуть.

Но позже. Сейчас нужно спасать праздник.

— Яна! — Позвал я, и на галерею лестницы торопливо вышла помощница матушки. Сегодня ей тоже позволили принарядиться, и девушка выбрала скромное, но изящное платье ниже колена.

— Ваша светлость, чем могу помочь?

— Пожалуйста, возьми все эти карточки и сверься со списком гостей, — распорядился я с молчаливого согласия матушки. — Вычеркни всех, кто отказался прийти, и предоставь реальный список.

— Конечно, ваша светлость. Десять минут.