Я представил их с Костей друг другу, он назвал парней: «Коля, Стас и Ваня». По лицам бойцов было видно, что они давно и прочно привыкли к другому обращению, по позывным-погонялам, и от своих настоящих имен даже заметно растерялись. Потом снова смутились в прихожей, неожиданно показав себя интеллигентными людьми, попытавшись разуться. Спасла ситуацию Надя, велев топать к столу не снимая обуви, всё равно, мол, вечером мыть собиралась. Так и пошли все вместе обутыми. По пути нас обогнала Аня, тоже натянувшая свои любимые бирюзовые кроссовочки. Не иначе — из солидарности.

Ваня, Стас и Коля вели себя в точности следуя Костиному инструктажу: «следить за метлой и вести себя культурно, как на утреннике в садике!». Сумел ведь нужные струны задеть, волчий сын. И я с некоторым отстраненным удивлением наблюдал за столом трех мальчиков-зайчиков, каждый из которых был вполовину больше меня, и вдвое — младшего Бере. Сели и только что руки на коленки не положили, между шортиками и белыми гольфами.

— А чем ты занимаешься, Костя?, — спросила Надя между делом, подливая ему еще половничек изумительного фирменного борща на квашеной капусте и с лимонным соком.

— Костя тоже инвестор. В Якутске у него несколько бизнесов, — влез было я, как обычно пытаясь исключить возможность конфликта заранее. Младший Волк посмотрел на меня и невозмутимо ответил Надюхе, с благодарностью кивая и принимая двумя руками полную тарелку:

— Я — вор и сын вора, Надя. Потомственный, можно сказать. Если ваши убеждения не позволяют принимать дома подобных мне — я пойму. Извините, что поздно сказал, как-то к слову не пришлось, — вполне светски сообщил он.

Мальчики-зайчики волчьей бригады замерли с ложками на полпути. Один из них, кажется, Стас, попытался встать из-за стола. Спокойное Костино «Ша», один в один как у его отца, пригвоздило парня обратно к стулу и вернуло в руку ложку. С Надиного лица оно же смахнуло удивленное выражение, начавшее было цвести и тут же колоситься. Она зашла мне за спину, положила руки на плечи и так же светски ответила:

— Мой муж представил тебя, как своего друга. Он не пускает в дом плохих людей. Как он часто говорит: «Все люди разные, но все зачем-то нужны Боженьке, хотя он вряд ли точно помнит — зачем именно». В нашем доме не гонят друзей из-за стола, Костя. Еще сметанки?

Клянусь, лучше не сказал бы никто. От троицы мальчиков-зайчиков раздались аплодисменты, перемежаемые вместо «Браво» и «Бис» аналогичными репликами «Огонь» и «Точняк». Костя встал из-за стола, подошел ближе и протянул руку Наде ладонью вверх. Она положила поверх свою, левой рукой ощутимо сжав мне плечо. Младший Волк поцеловал руку моей жене и поклонился так, что Андрей Болконский бы позавидовал. Свою порцию оваций от братвы он тоже сорвал. Биссировала публика репликами «Круто» и «Ништяк».

Аня, следившая за спектаклем неотрывно, от избытка эмоций даже облившись борщом, спросила:

— Папа, а кто такой вор? Это жулик?

— Нет, солнышко. Жулик — это тот, кто у детей конфеты отнимает и бабушек на рынке обвешивает, — неспешно ответил я, — помнишь, мы смотрели мультик про Робина Гуда?

Дочь ответственно задумалась и согласно кивнула. Да, я стараюсь смотреть с ней те мультфильмы, что видел сам. В них я хотя бы уверен. Да, они старые, как говорит Надя. Но хуже от этого не становятся, как я считаю.

— Значит, ты помнишь, что хитрый лисенок забирал деньги у богатых и отдавал их бедным?

— Да! А толстый волк ему мешал!, — воскликнула дочь. Костя вздрогнул.

— Толстых волков в природе не бывает, Аня. Смотри, мы с тобой Волковы? Я не толстый, а ты вообще худая, как велосипед, — начал было я, но дочь привычно взвилась:

— Я не худая! У меня… у меня… у меня кость энергичная!

Мальчикам-зайчикам из массовки поесть сегодня, видимо, была не судьба — они то настораживались, то аплодировали, то ржали, как сейчас. Определенно, в камеди надо идти всей семьей. Кассу соберем приличную.

— Только помнишь, да? Все, о чем говорят старшие за столом — остается за столом, — я чуть нахмурился. Не хватало еще бесед в песочнице на лишние темы, которые дети донесут до родителей с такими деталями, что нам всем о пожизненном останется только мечтать. Со слов Нади, где-то по соседству и прокуроры какие-то жили.

— Конечно, папа! Я же уже большая!, — твердо и уверенно ответила Аня, вызвав улыбки на лице всей компании.

— Тогда поклянись серьезно!, — внезапно влез Костик.

Дочка посмотрела на него, подцепила ногтем правой руки шатающийся передний зуб, а потом этим же ногтем провела по шее. Над столом повисла драматическая пауза. А за ней — натуральные общие овации, хохот, одобрительные реплики и даже свист от массовки.

Признаю, моя вина, я научил, нечаянно. Кто ж знал, что они с трех лет запоминают всё, как я не знаю кто? Надя попросила что-то пообещать — то ли машину не забыть помыть, то ли показания счетчиков в ЖЭК передать. И уточнила, клянусь ли я, что не забуду? Мышечная память подвела. Выдал этот жест, хорошо хоть не прибавил неотрывное «Век воли не видать!». Аня и запомнила. Как и пару фраз из песен, которые я вовремя успевал или закончить, или чуть сгладить. Например, отправляя документы на налоговый вычет, внимательно проверяя комплект, пел мимодумно: «Оп-па, оп-па…», а заметив широко распахнутые дочкины уши, завершал: «зеленый палисадник!». Или, услышав брехливых собак за окном: «Собака лаяла…». И, очнувшись: «на дядю Майера». А на предсказуемый вопрос дотошного четырехлетного ума: «Майер — это фамилия такая».