Но насколько же парень был почтителен к нему, настолько же он оказался дерзок с юным Хоуком, поставленным тому в наставники дедом. Гринольв одно время даже опасался, что в Альвгейре взыграло эльфийское высокомерие. Уж кто-кто, а ушастые обычно смотрели на все иные народы, как на грязь из под ногтей, исключения тут лишь подтверждали правило. Мага или отца с дедом парень мог уважать, но обычных людей вполне способен был считать за ничтожных насекомых. Пока он слабый ребёнок это могло быть не так заметно, однако с возрастом и обретением магической мощи имело все шансы стать проблемой для всех, кто рядом. Большая сила всегда должна соседствовать с не меньшей мудростью и преданностью своему народу. В противном случае могучий вирдман имеет все шансы стать изгоем, а то и врагом.

Правда к приятному удивлению старого годи выяснилось, что парень просто был не сдержан на язык, причём именно в отношении Хоука, с непонятным даже для самого себя упорством стремясь словесно уколоть молодого наставника. Так бывает, Гринольв был вынужден признать, что и его самого по молодости длинный язык не раз доводил до беды. Как будто сам Локи порой не давал держать рот на замке! Однако и эту проблему удалось решить, приведя ученика в чувства, причём на удивление легко. Оказалось достаточно пригрозить не учить магии, как тот стал будто шёлковый, уж больно сильно в нём пылала жажда знаний.

А теперь Альвгейр не вернулся с испытания на зрелость, как не вернулся и Тормод. Гринольв владел многими заклятиями, в том числе мог подсмотреть или подслушать что-то, что творится за пару миль вокруг него. Потому уже знал, что на драккаре сейчас только трое юношей, которых ему предстоит посвятить в мужчины. Волнение и досада охватили его, однако бросив руны, старик несколько успокоился. Оба сына Йорана живы, хотя Тормод и ранен. Гринольв был не слишком хорош в прорицании, по правде сказать откровенно плох, но уж на то чтобы узнать живы ли какие-то конкретные люди или мертвы в настоящий момент, его дарований хватало с избытком. Если конечно эту информацию кто-то не пытается скрыть специально. Правда определить сколько двое юношей будут добираться до дома он не мог, как и доберутся ли они вообще. Однако кое-чем обнадёживающим Келду можно было успокоить, а то баба всё таки опять на сносях, волноваться лишний раз ей не стоит. Усмехнувшись это мысли, Гринольв встал с чурбака и небрежным жестом руки применил телекинез, направив столик с чайником и рунами внутрь своего скромного жилища и закрыв дверь. Следовало идти на пристань встречать драккар, а затем проводить первичную церемонию посвещения.

После возвращения корабля к родному причалу всё по первости происходило так же, как и все предыдущие года, когда не все юноши переживали испытание. Радость за справившихся и скорбь о тех, кто больше не вернётся домой сплетались в причудливую смесь в людских глазах. Но в этот раз Олаф сделал несколько отличное от привычного заявление:

— Перед нами стоит три юноши, что сегодня станут мужчинами, однако испытание прошли четверо. Альвгейр добыл матёрого волка и был посажен мной на весло, однако не пожелал идти домой без брата, когда не встретил того на берегу. Поступок его был не по обычаю, но сердце велит каждому из нас заботится о родичах и мстить в случае их гибели, потому я не воспрепятствовал ему силой. Хотя видят боги, пытался словом отговорить от опрометчивых поступков.

Годи мысленно усмехнулся. Наверняка хедвиг пытался удержать парня, но не преуспел, а теперь словесными кружевами выгораживает себя, применяя обтекаемые формулировки. Причём не без успеха.

— Тормод не вышел на берег?! — воскликнула тем временем Келда, стоявшая в первых рядах встречающих, дав волю чувствам и почти сразу закрыв тыльной стороной ладони свой рот.

Пока беспокоящаяся мать не развела сырость, Гринольв заговорил:

— Твой первенец жив, женщина, боги говорят об этом ясно.

Олаф признательно кивнул годи, благодаря за возможность съехать со скользкого момента. И радуясь, что Йовар начал успокаивать жену, а не стал интересоваться почему это хедвиг не довёз до него двух сыновей вместо одного. Гринольв же привычно возглавил шествие к капищу, где провёл церемонию, нанеся на лица юношей первые знаки крови, прочертив тем пальцами по четыре вертикальных полосы со лба до подбородка. Пока это были лишь рисунки, но в последующие дни он должен будет нанести на их тела истинные узоры, открывая путь к осознанному использованию энергии жизни. Но это будет потом, сейчас же после церемонии случился традиционный пир. Правда на нём больше обсуждали Альвгейра и его поступок, который одновременно и нарушал традиции и чётко вписывался в обычаи. Забота о родичах священна, как и кровная месть, однако прежде не дожидавшись испытуемого драккары всегда уходили, таков путь севера, что не терпит слабости.

Спорили взрослые мужи много, но в целом всё таки соглашались, что раз корабль вернулся в назначенный день, то этим днём испытание и следует считать оконченным, так что выходило, что Альвгейр был в своём праве. Только вот что делать с Тормодом, если, а точнее когда они с братом оба придут посуху, мнения рознились. Каллесоны, понятное дело, требовали признать его взрослым мужем, раз уж он всё таки выжил. Остальные же упирали на то, что он не вышел на берег с факелом, а стало быть испытание провалено. В итоге Гринольв на правах старшего и мудрейшего принял решение, что в случае возвращения Тормод пройдёт испытание ещё раз и пусть боги рассудят, в целом это всех устроило. Правда потом вновь начали раздаваться голоса о том, что Альвгейр поступил не как ассон и что он паршивая овца в стаде, чему тут же возмутились Каллесоны.

— Может он и белый ворон, но по крайней мере у него хватило смелости пойти ради Тормода против обычаев. Всем бы таких братьев — рассмеялся на это старый годи, не желая проблем для своего перспективного ученика. Они ведь будут мешать тому постигать его науку.

На следующий же день, когда Гринольв утром по своему обыкновению пил чай на свежем весеннем воздухе, его посетил Йоран. Получив традиционный поклон и ответив на приветствие, годи жестом и магией заставил ещё один чурбак занять место у стола, сказал гостю: