Седрик и Фрешит стояли плечом к плечу и больше всего напоминали только что подравшихся мальчишек, представших перед взрослыми. Взвинченные, напряжённые, они, тем не менее, готовы были защищаться от посторонних, а не вцепиться в горло друг другу.

Вот и славно.

При помощи Шона я встала и подошла к ним.

— Мы побратались, — буркнул Седрик, — По-настоящему.

Приблизившись, я увидела, что лицо Фрешита разбито в кровь: и нос, и губы, и глаз заплыл.

Болотник, ничего не говоря, протянул руку, свою и Седрика. Они так и держались за руки — рана к ране.

Общая, смешавшаяся кровь сразу согрела мои пальцы, когда я накрыла ладонью их руки.

«Иди к нам», — прозвучал сдвоенный голос в голове, и я шагнула в их объятия, оказавшись в теперь уже их общем мире.

Утёс над морем Седрика и ручей в овражке Фрешита. Они оба стояли передо мной. За моей спиной был мой луг. Тихо хекая, к моей ноге привалилась тёплая туша волкодава, Тони решил меня не оставлять, и это правильно. Мне тут холодно, я слишком ослабла.

Мужчины выжидающе смотрели на меня и я, потянувшись за спину, достала венок.

Не было сил взвешивать и подбирать слова, я сказал то, что думала:

— Фрешит, ты шёл к этому, ты хотел этого. Так будь же достоин обретённого.

И я надела пышный венок на его голову.

Секунду он настороженно прислушивался к ощущениям, затем Седрик отступил на шаг и осмотрел побратима.

— Ничего так. Тебе идёт. Примерно так же, как мне — этот сливочный пушистый свитер, — хохотнул он.

Я обратила внимание, что подаренный мной свитер на Седрике то был похож сам на себя, то вдруг местами превращался в кольчугу.

— Наша Белая Леди, — Фрешит церемонно поклонился.

Седрик тоже вместо прощальных слов отвесил поклон, и в его глазах мелькнула нежность, какую я в нём никогда не ожидала встретить.

— Король. Воевода, — я кивнула одному и второму, надеюсь, с царственной грацией, и, ухватившись за Тони, вывалилась в реальность.

Все стояли вокруг нас полукругом и пристально смотрели на вышедшего в реальность Фрешита. Он еле уловимо изменился, что-то в лице разгладилось, и осанка стала чуть ровнее.

Все ждали. Что он скажет, что сделает? Болотник окинул всех быстрым взглядом.

— Домой, — махнул рукой он. — И так задержались.

Вздох облегчения еле слышно прошелестел по поляне, все тут же зашевелились, двинули к машинам.

Шон подхватил меня и буквально потащил к авто. Седрик трепал по голове льнущих к нему псов и раздавал шутливые тумаки.

— Пати, — окликнул Фрешит, я посмотрела на него, — мы пролетели над пропастью.

Я молча кивнула. Да, пролетели.

Оптимус расслабленно смотрел на небо сквозь листву деревьев, словно настоящий зелёный природник. Отцепившись от Шона, я подошла к нему.

— Ты не с нами?

Он кивнул, не отводя взгляда от медленно текущих облаков.

— Я хочу тебя попросить: по возвращении в Европу не рассказывай о нас слишком много. Это возможно?

Он снова кивнул.

— Тогда прошу тебя не рассказывать обо мне… о нас всех сверх необходимого.

— Хорошо, сестричка.

— Жаль, что мы так расстаёмся… Нам есть, о чём поговорить.

— Это уж точно, — вздохнул он. — Но я пока не покидаю Новый Свет. У меня тут ещё есть, что делать. Знаешь, этот твой так называемый братец наворотил дел, а мне теперь разгребать.

— Угу. Зато не скучно.

Он хохотнул.

— Я как-нибудь зайду посмотреть на флерсов.

Я напряглась.

— Ты обещал…

Он с удивлением посмотрел на меня.

— Я не трону флерсов, и я знаю, что ты не врала мне о Ландышах. Мне просто интересно на них посмотреть.

— Хорошо, заходи. Только предупреди о своем визите.

И я пошла к машине.

— Пати, — окликнул Оптимус. Что-то сегодня мне в спину кричат. Я обернулась.

— Когда будешь убивать Винье, прихвати всех своих, кого сможешь. В компании это легче пережить.

Меня словно окатили холодной водой, я неопределённо угукнула и поспешила к машине.

Когда мы уже ехали в аэропорт, я спросила у Шона, как всё прошло с Гекатидой. Он пожал плечами.

— Казнь есть казнь. Она пыталась вымолить прощение, напоминала о том, что вырастила его. Мне кажется, он даже дрогнул, но потом вспомнил, что она его уже вот так провела, и… сделал своё дело. Она была просто дряхлой и немощной старухой. Мы лишили её силы задолго до казни. Это было лишь точкой во всём произошедшем.