Шрифт:
– Это же Женька, из охраны! – удивилась Анна. – Женька, который пропал год назад. Он же…
– Мы будем связываться с тобой регулярно, – сказал вегетарианец, – надень вриск на руку и пусть хранят себя силы природы.
Картина исчезла.
– Женька стал вдвое толще, – сказала Анна. – Чем они его кормили?
– Например, булочками. Они же мяса не едят. Меня волнует другое. Вриск.
– А что вриск?
– Они оставили его здесь для меня.
– Ну и что? Это же Чиппи, недорогая модель. К тому же, не новый.
– Меня интересует, ОТКУДА они знали, что я буду здесь сегодня. Об этом знали только мы с тобой.
– Подслушали телефонный разговор.
– Мы не говорили по телефону.
– Просто – подслушали разговор.
– Это невероятно.
– Ты отдашь им портрет? – Анна сменила тему.
– Отдам. В некотором роде.
– Звучит заманчиво. А что будет с Женькой? Они могут его убить? Или только грозятся?
– Посмотрим. Кто-то из нас не очень-то умен. Или они, или я.
Он поднял вриск и застегнул ремешок на запястье.
– Ты о чем?
– Они же оставили вриск. Теперь я могу рассчитать точку, из которой пришла информация. С точностью до миллиметра. Либо они это не учли, либо меня пытаются поймать. Ты хорошо знала этого Женьку?
– Совсем немного. Он работал всего неделю. Однажды попробовал приставать.
Дурак и козел. Но человек же все-таки.
Через пятнадцать минут они были на месте. Моб доставил их с максимальной разрешенной скоростью. Дорога шла через лес. Перед въездом в парк они остановились у прозрачной кабины зеленого патруля.
– Почему мы стоим?
– На этом месте всегда проверяют, – ответил Гектор. – Здесь начинается заповедник. Но сегодня никого нет. То же самое было при вьезде в лес. Помнишь, там будка такая была, на повороте? Так там тоже никого не было, хотя положено круглосуточное дежурство. По-моему, происходит что-то серьезное.
– Мы спешим.
– Правильно, мы спешим.
Они подъехали к старому двухэтажному дому с большой каменной верандой. Дом стоял среди больших желтых каштанов, ярких и пушистых, как исполинские одуванчики. Листья уже пожелтели и ждали первого ветерка, чтобы опасть.
Несколько каштанов стукнули о стекло машины. Вся влажная и мягкая земля вокруг была усыпана глянцево-блестящими плодами. И ни единого следа человеческой ноги на мягкой почве.
– Где мы?
– В моем родовом гнезде, – ответил Гектор. – если это можно так назвать.
Отец купил этот дом, когда мне было всего три года. Он собирался открыть маленькую экологически чистую гостиницу. Вокруг лес, там, внизу есть река. И здесь очень тихо. Я прожил в этом доме семь лет. Семь лучших лет своей жизни.
Теперь каждый камешек пробуждает дикую ностальгию… Гостиница не получилась.
Город уменьшался и отодвигался с каждым годом. Никто бы не стал сюда ехать.
Поначалу это было единственно чистое место в округе. А уже пять лет спустя чистым стало все. Так что проект прогорел. А дом остался.
– Зачем мы приехали сюда? – ради воспоминаний?
– Портрет здесь. Пойдем.
– Сколько здесь комнат?
– Восемнадцать. Причем четыре из них полукруглые. В боковых башенках.
Раньше на башенках были две стеклянные веранды. Потом их снесли: стекло пачкалось снаружи, некому было его чистить. Теперь там можно принимать солнечные ванны. Даже зимой.
– Зимой? – удивилась она.
– Сохранились зеркала, конденсирующие солнечный свет. Вся система еще в рабочем состоянии. Ты никогда не пробовала бекон, поджаренный на чистом солнечном свете? Сегодня сможешь попробовать.
– Вкусно?
– Хуже, чем из микроволновки, но ничего.
Они прошли короткий коридор и спустились в подвал. Гектор открыл дверь папиллярным ключом.
– У меня там внизу лаборатория. Маленькая, но побольше, чем в городской квартире. Все-таки подвал под всем домом, шесть изолированных секций. Можно бы построить свой маленький биозавод.
– Почему же ты не построил?
– Была такая мысль. Мне предлагали производить эротическую косметику. Я подумал и отказался. Я ведь не умираю с голоду, в конце концов. Должно быть что-то и для души.
– И что у тебя здесь для души?
– Все.
– Здесь у тебя холодно, – заметила Анна.