– Я тоже никогда не вернусь в Долину Драконов, – признался Рон.

– Почему же? Тебя не изгоняли.

– Я сам себя изгнал.

Как и я. Глядя на свободные облака вместе с Роном, мне становилось спокойнее, словно душа таяла. Словно уходило все. Словно мы где-то в далеком, безмятежном прошлом. Друзья из детства.

– Я скучаю по дому, – сказала я, – тогда все было проще.

– Понимаю.

– Тогда я мог, – замялась, чуть не сказала «могла», надо быть внимательнее, чтобы не проговориться.

– Что ты мог? – спросил Рон.

– Я мог делать, что угодно и все казалось веселым. Я жил и этого хватало. И всегда было так спокойно и тепло, рядом мои друзья, рядом…

Ты. И хотела сказать: «Рядом ты!», но сдержалась и просто грустно выдохнула.

– Тогда было просто, – продолжал Рон мечтательно. – Тогда мы были детьми.

– Взрослые тоже могут быть счастливыми.

– Не такие взрослые, как я.

Я грустно усмехнулась. Эх, Рон. Почему же ты тогда ушел? Зачем все разрушил?..

– Помнишь сладкие пирожки тетки Агапы? – продолжала я. – Она добавляла столько яблок.

– Да, и корицу. Обязательно корицу.

– Очень вкусно!

– Зоя любила корицу.

Рон сказал это с нежностью и сожалением. Внутри все перевернулось. Помнит. Он помнит. Но это ничего не меняет. Он все равно тот, кто предал меня, тот, кому нет и не может быть веры.

– Зоя вечно обляпывалась в повидле, – продолжал Рон, – и ходила с липкими губами.

Да, так и было. Я обожала эти пироги, самые вкусные на свете.

– О, ее липкие губы, – Рон расплылся в подобии мечтательной улыбки, – это так заводило.

Я подавилась и еле сдержалась, чтобы не закашляться. Что? Как мы вообще к этому пришли?

– Заво… заводило? – выдавила я.

– Не делай вид, что впервые слышишь это слово.

Я сглотнула и перевела взгляд. Заводили, видите ли, его мои липкие губы. Проклятый муженёк.

– В Долине Драконов самые яркие звезды, – продолжал Рон. – Мы с Ником в свое время обращались в драконов и летали по небу, как идиоты, пытались поймать звезды, думали, это возможно.

Рон с нашим приемным братом Ником играли в эту дурацкую игру. Они выглядели двумя спятившими драконами. Любой бы, кто их увидел, повалился бы со смеху. Но их видели лишь мы с сестрой, и мы всегда хохотали в голос. Порой мне казалось, что парни специально устраивали этот спектакль ради нас-девочек.

– Это было смешно, – согласилась я.

Рон повернул на меня голову, чуть сощурил глаза.

– Почему ты говоришь так, словно у нас с тобой одно детство на двоих? – спросил он.

Неужели прокололась?

– Ну, вы с ребятами тоже были в моем детстве, – сориентировалась я. – Да, я был всего лишь мальчишкой, но все равно.

– И ты столько всего помнишь?

– Конечно, у меня всегда была отменная память!

– А я ведь знал тебя маленьким и вечно сопливым.

Я ухмыльнулась. Пиллив на самом деле постоянно шмыгал носом. И плакал. Но ни один мальчишка не признался бы в этом.

– Не был я сопливым, – сказала я с наигранной уверенностью.

– Был-был, у тебя из носа постоянно текло, и мы с Зоей прозвали тебя шмыгом.

Лжец! Это Рон так прозвал Пиллива, я не причем. Хотя шмыг, звучит забавно. Наверное, я тогда смеялась.

– Мог бы этого не говорить, – пробормотала я.

Рон рассмеялся. Сипло и неловко, так, словно не смеялся давно и разучился это делать. От его смеха пробежали мурашки. Никогда бы не подумала, что можно забыть, как смеяться. На долю секунды я ухмыльнулась в ответ, но потом застыла. Это неправильно. Мы не вправе смеяться, пока сын в опасности.

Наверняка Зак уже проснулся и понял, что похищен. Он напуган, он в панике. А я здесь вспоминаю детство с его отцом вместо того, чтобы действовать.

– Я тоже должен тебе признаться, – заговорил Рон серьезно.

– Слушаю.

– Я больше не настоящий Дракон.

Вот это новость! Я изо всех сил старалась разыграть удивление.

– Что ты такое говоришь? – ахнула я. – Как это возможно?

Рон пожал плечами и вновь поднял голову на голубое небо.

– Ты может не знаешь, – начал он, – но я последний Золотой Дракон. После убийства отца, я остался последним из нашего рода.