При этих словах перед глазами вновь пронеслась сцена, воскрешённая в памяти той чередой событий, благодаря которой одна юная убийца-наркоманка сейчас стала той, кто она есть. Мой вздох превратился в хмык, а тот в усмешку, с которой я повеселевшим голосом добавила:

— Хотя он почти всегда хмурится — характер такой, вредный.

— Ты говоришь правду, — скорее утвердительно, чем вопросительно выдохнула Акаме, крепко сжав мою руку. — И ты всё это помнишь? — тут её интонация, наоборот, стала скорее удивлённо-вопросительной: родную деревню мы покинули совсем маленькими. — Как?

— Да, — тоже стискиваю чужие пальцы, — теперь — помню. Я не говорила раньше, но тот скачок синхронизации с Яцу странным образом заставил пересмотреть всю свою жизнь. Я вспомнила лицо отца, мамы. Вспомнила, как мы с тобой жили в деревне, пытались помогать по дому и в поле, дурачились и играли с деревенскими детьми, дрались с мальчишками, — на лицо помимо воли наползает улыбка.

— Ты вспомнила, когда перестала принимать ваши наркотики? — уточнила сестра, своими словами и прямо-таки кричащим намерением спросить что-то не слишком приятное выбив меня из благостных воспоминаний.

— Нет, от стимуляторов я отказалась позже. Организм был отравлен и нуждался как минимум в предварительной чистке. И даже после этого было… плохо. Но к чему ты подняла этот вопрос? — интересуюсь, не отрывая головы от такого тёплого и удобного плеча девушки.

— Прости, просто Леоне говорила, что от её противницы пахло какой-то химией. Я не стала этого спрашивать раньше, при остальных. Но… тебя ведь не заставили снова принимать препараты? — с беспокойством уточнила Акаме, ещё сильнее сжав мою ладонь.

— Химия? — удивилась я. — А! Это, наверное, средство от запаха. Оно довольно противное и само по себе плохо пахнет, но когда выветривается, забирает и всё остальное. Я как раз ходила по делам и на всякий случай… Впрочем, неважно. Твоя сестра завязала с сомнительными «лекарствами» и возвращаться к ним не намерена. Нет поводов для беспокойства. Отряд, кстати, тоже окончательно сняли с этой дряни и подлечили.

Девушка благодарно кивнула.

— Извини, что сбила с мысли и снова задела неприятную тебе тему. Но если бы я не спросила, то потом постоянно переживала... Расскажи: что ты ещё помнишь о нашем детстве? — стремясь перевести неудобную тему с очередных своих напрасных подозрений, произнесла Акаме.

Тем не менее, стоит признать, что вопрос действительно интересовал мою революционерку. Иначе эмпатия бы не нашёптывала о горящем в ней смущении и воодушевлении — или тут виноват мой ответ касаемо вредной наркоты, которую я и ребята больше не принимаем? — а также предвкушении и волнении, которые считывались даже по тембру голоса.

— Помню, как начался голод, — усмехнулась я криво. — Как наши друзья и подружки слабели, как кто-то высыхал, у кого-то от плохой еды нездорово раздувался живот. Как они умирали…

Да, я, из мелочного желания ответно уколоть, сменила светлые моменты из детской памяти на мрачную реальность перед отправкой в «гостеприимно» распахнутые лапы Службы разведки. Впрочем, коснуться этого всё равно пришлось бы. Однако погружаться во мрачность и пессимизм, а также утягивать с собой Акаме я не спешила, просто пробежалась по событиям далёкого прошлого.

— …Наши желудки, конечно, и тогда могли переварить что угодно, так что последнее нам не грозило, но и ели мы больше. А на траве, коре, насекомых и прочем — далеко не уедешь.

— Империя и премьер-министр Онест… — начала было девушка, но я её перебила, вслепую дотянувшись до её рта пальцами свободной руки.

— Не в этот раз, моя милая Акаме, не в этот раз. Тем более что в то время Онест ещё не стал премьером. Тут виновата сама наша полуфеодальная система — которую, кстати, твои товарищи по восстанию не собираются принципиально менять — плюс неурожай, а также, в большей степени, местный лорд. Жадная мразь! И его старший сынок не лучше, — вспомнив ублюдочного лорда отца и его выродка-сына, посмевшего оставить шрам на лице моей матери, мне пришлось сделать над собой усилие, дабы сдержать убийственное намерение. — Ну да ничего. Этот гнилой червяк и почти вся его семейка двуногих паразитов, они полностью расплатились за свои ошибки. Но наши родители и младшая сестрёнка живы.

Про то, что, если бы не поганая крестьянская жизнь, кроме маленькой Рейки у нас мог бы иметься и младший братик, я говорить не стала.

Лишняя информация. Не самая позитивная притом.

— Какие они? — спросила притихшая Акаме.

Благодаря эмпатии я знала, что сейчас, узнав о моих поисках и части предпринятых действий, она испытывала противоречивый букет эмоций, где главенствовали одновременно радость, какой-то странный трепет и стыд. Последнее, вероятнее всего, относилось к тому, что более взрослая, как она считала, сестра не то что не искала родню, но даже не помнила о ней. Хотя для человека, изъятого из семьи в пятилетнем возрасте, забыть ранние воспоминания, омрачённые всяким-разным, и старательно их не ворошить — шаг предсказуемый и, в общем-то, не предосудительный.