Гаврилова и стояла бы влитой статуей, дуя губы и недовольно щурясь, требуя такси (которые туда не ездили из-за постоянно размытых дорог и боязни водителей на них увязнуть). Мягкие увещевания Павла на неё не действовали, Надя нервно сбрасывала его руку с плеча и продолжала стоять. Пока не заговорил Славик:

– Тогда разворачивайтесь, Надежда Степановна, берите свою сумочку и идите обратно на вокзал. Чух-чухайте отсюда, не нервируйте.

Чух-чухать Надежда не захотела. Наблюдая за тем, как в автобус скользнула Катя с Сашей, а следом направились Славик и Павел, она ещё немного постояла, переминаясь с ноги на ногу, громко нарекла предпоследнего свиньей и пошла следом. Колесики её ярко-желтого чемодана громко стучали по выщербленной дороге.

Кроме студентов в Козьи кочи никто не ехал. По памяти хамоватого простодушного водителя, пассажиров он не подбирал уже около четырех лет – лишь подвозил почту селянам. Автобус его ездил раз в месяц. На вопрос Павла, а как же оттуда выбраться пораньше он откровенно рассмеялся - кроме него в деревню наведывались лишь палатки с хозтоварами и продуктами, они приезжали раз в два месяца. Остальное в деревне растили и заготавливали селяне сами.

Ни связи, ни электричества, ни водоснабжения. Зато, цитируя Соколова, настоящий кладезь мифов, легенд и сохранившихся с древности обычаев. Ей оставалось надеяться, что в подобном месте не практикуют жертвоприношения и кровавые ритуалы. В воображении отчужденная деревня выглядела зловеще, Катерину передернуло.

Первую половину дороги они провели в блаженной тишине, на второй активизировалась Надя. Вскоре, оживленные нахлынувшим на Гаврилову воодушевлением, к её скудному монологу присоединились Павел и Слава. Иногда вклинивался и Саша, лениво бросая короткие реплики. Все ждали от поездки чего-то невероятного. Павел и Славик – приключений и острых ощущений, свободы от морали и ещё не до конца ослабшего родительского контроля, Надя – романтики. Саша надеялся на невероятный материал, который позволит ему стать выдающимся магистром. А Катя просто считала себя круглой дурой, которая тратит свои весенние каникулы в попытке поймать журавля.

Узкая неасфальтированная дорога нырнула в подлесок, они проехали ещё с полкилометра и остановились под раскидистым исполинским дубом. По левую сторону от автобуса игриво блестело под лучами весеннего солнца большое озеро с живописным берегом. По холодной глади проплывала серая невзрачная утка, покачиваясь на едва заметных волнах, которые гнал к бережку ветер.

Апрель в этом году радовал теплыми ясными днями, в городе снег успел сойти окончательно, а грязные дороги подсохнуть. Но это было в городе. А здесь их встречала предгорная местность, с жалкими клочками сугробов под деревьями, грязь под ногами и холодный ветер, метко бьющий в лицо.

Автобус резко затормозил, голова Бестужева дернулась и соскочила с её плеча, глаза тут же распахнулись.

– Приехали? – Он рассеянно оглядел вид за окном и потянулся всем телом, заводя руки за голову. – Выглядит неплохо…

Хриплый прокуренный голос водителя жизнерадостно подтвердил догадку:

– Выгружаемся, молодые люди, вам топать налево, обогнете озеро и наткнетесь на первые дома. Там от силы десятка два избушек. Дальше машина не проедет. – Он похлопал мозолистыми руками по рулю, громко прочистил горло и сплюнул в приоткрытое окно, цокнув языком по зубам. – И это бы… Неплохо за бережную транспортировку заплатить. Как это вы городские говорите? Чаевые.

– Бережную? Из меня чуть желудок не вывалился, – манерно растянутый голос Нади был пропитан возмущением.

– Будь она не бережной, ты бы не желудок потеряла, а все петли кишечника высрала. – Водитель грубо хохотнул, за ним рассмеялись и парни. Павел, впрочем, очень быстро осознал свою ошибку. Подруга ловко вскочила с сиденья и, шлепнув крупный чемодан на его колени, гордо направилась к выходу, задирая подбородок.

– Ну Надь, – он всё ещё посмеивался, поднимаясь следом. В руки водителя легла тысячная купюра, тот довольно присвистнул.

Дождавшись, когда проход покинет Вячеслав, Смоль поднялась, со стоном разминая затекшие от долгого сидения ноги. Саша тоже встал, сжал её руку, поднимающую сумку за широкий плетеный ремень.

– Давай, она тяжелая. Не знаю как ты с таким весом ножки по земле переставляешь.

Она неловко рассмеялась, разжала руку, чтобы он перехватил удобнее сумку, повесил на свободное плечо, выпрыгивая из автобуса следом за ней.

Снаружи их встретил запах влажной травы, тины и леса. Катя улыбнулась, вдыхая полной грудью. Сняла с шеи фотоаппарат и пару раз щелкнула затвором – даже на фотографиях чувствовалось это умиротворение, очаровательность мягких красок. В кадре показалась кудрявая голова, Саша по-мальчишески улыбнулся, лукаво щуря голубые глаза, она поспешно сфотографировала и его, убирая фотоаппарат от лица.

После гула городов это место оглушало тишиной – лишь ленивое перекрикивание пушистых воробьев на ветках и шум ветра, путающего короткие черные пряди. Находиться здесь было страшно, непривычно, волнительно. Но эти эмоции сворачивались в приятный клубок и мягко щекотали внутренности. Природа Катерине всегда нравилась.

Надя была более категорична:

– Дыра…

Это словно отрезвило замершую компанию. Хохотнув и закинув руку Гавриловой на плечи, Павел пошел по тропинке. Остальные двинулись следом, поскальзываясь на весенней грязи и перешучиваясь. По поводу жилья им предстояло договориться самим, профессор Соколов со смешком напомнил, что их возраст прилично перевалил за дошкольный, достаточно того, что изолированную деревню и тему для работы им подсказал преподавательский состав.