— Это испытание нам надо пройти в одиночестве, — говорю я, проглотив свой цветок.

Зубы с хрустом впиваются в чёрно-белые лепестки. Растение одновременно сладкое и горькое, кислое и солёное. Оно словно воплощает в себе все противоположности мира. Пока я наслаждаюсь странным вкусом, не замечаю, как Каору пропадает.

Вокруг резко темнеет.

— Это всё из-за тебя, Рен! — голос отца звучит сурово и непреклонно, словно вердикт судьи.

Небо над головой хмурится, а вокруг поднимается мрачный, до боли знакомый лес. Пейзаж вокруг подрагивает, искажается, пока не начинает трескаться, словно разбитое зеркало. Тысячи осколков отражают одну и ту же картину, но с каждым новым фрагментом она становится всё безысходнее. Лес на одних высыхает, на других — полыхает огнём. На самом большом осколке от него остались лишь обугленные пеньки.

Среди этого запустения шагает мой отец — постаревший, сгорбленный, с поседевшими волосами. Некогда могучие плечи поникли под грузом горя.

— Ты! — его иссохший палец указывает на меня. — Больше мне не сын. Не смог уберечь мою доченьку. Отрекаюсь от тебя! Отрекаюсь!

Другие осколки подхватывают эту тему, множа боль и отчаяние.

— Отец, постой, — я тянусь к нему, но вместо одного образа меня окружает множество искажённых фигур. Они все тычут в меня пальцами, ругают, кричат. Среди них я замечаю даже молодого отца, который с отвращением смотрит на меня-младенца, лежащего на руках матери.

— И это мой сын… Такой слабак, — презрительно цедит он сквозь стиснутые зубы. — Уверен, когда у нас родится дочь, он и её не сможет защитить.

— Не сможет, — эхом откликается мать, её взгляд полон тоски и обречённости.

Она поднимает голову и смотрит на молодого отца. На губах застыла горькая усмешка.

— Вот, полюбуйся, дорогой, — в её голосе сквозит яд. — Он уже не уберёг нашу Лин.

Мать расставляет руки, и я, завёрнутый в ткань, начинаю падать в бездну. Мозаика прошлого, настоящего и будущего смешивается в чудовищный калейдоскоп. С каждым новым витком он становится всё мрачнее и безысходнее.

Я падаю, поднимаюсь, снова падаю. За спиной полыхает лес, пламя пожирает родной дом. На его фоне застыли две фигуры — отец и мать, их лица застыли масками горя и разочарования.

— Нет! Хватит! — кричу я, но огонь уже охватывает их.

Отец, чьё лицо плавится в жаре, бросает мне в спину:

— Просто взгляни… взгляни, что ты натворил.

Я оборачиваюсь и вижу Лин — юную, хрупкую, в парадном ханьфу. Она поднимается по ступеням к дворцу Императора, минует стражу, проходит анфилады залов и галерей. Пока не оказывается в полумраке тронного зала — величественного, подавляющего, пропитанного тьмой.

На троне восседает исполин — он выше меня на две головы. Лица не разобрать. Моя маленькая сестрёнка склоняет перед ним колени. В один миг он оказывается рядом с ней.

— Ты бросил её! — шипит отец.

— Она погибла в одиночестве по твоей вине! — воет мать.

Лин оборачивается. Из её глаз слезами течёт чёрная смолянистая жидкость.

— Ты убил меня, братец. Пусть не своей рукой, но убил…

Гигант нависает над ней. Тело Лин оседает на пол безжизненной куклой. Только теперь я вижу лицо исполина — это Вастай. Его губы кривятся в злорадной усмешке.

— Ничтожество никогда не сможет меня одолеть! Беги… Беги далеко, и, быть может, выживешь!

Волна горя и бессилия накрывает с головой. Мир вновь распадается на части, и из каждой на меня смотрят лица — родителей, сестры, друзей. Их упрёки словно лезвия, каждое режет до кости. Отчаяние удавкой стягивает горло.

Слова старого отшельника, словно далёкое эхо звучит на самой грани моего слуха. Чтобы идти дальше, нужно принять свои слабости и страхи. Лучший способ почтить память сестры — продолжать борьбу и осуществить её мечту.

Тепло растекается по телу, прогоняя холод. Лабиринт искажённых воспоминаний идёт рябью… дрожит.

— Я принимаю свои ошибки! Я подвёл её! Я был слаб! — мой голос крепнет с каждым словом. — Но я не позволю прошлому определять моё будущее!

Слова падают словно удары молота, круша мозаику кошмара. Сквозь град разбитых образов я шагаю к центру, где на полу вычерчен символ Инь-Ян. С каждым шагом лабиринт позади рушится, а впереди разгорается мягкий свет. В нём проступают лица — Лин, отца, матери — но не искажённые горем и гневом, а преисполненные любви и принятия.

Я обрёл внутреннюю гармонию, и сила вновь наполняет тело. Не хватает только Каору и отшельника. Неужели она ещё не справилась со своим испытанием?

Каору застывает на месте, не в силах поверить своим глазам. Перед ней — родная деревня, но всё вокруг выглядит зловеще и неправильно, словно в кривом зеркале. Люди, похожие на бесплотные тени, скользят мимо, не замечая её. Их лица искажены печалью и безысходностью.

Каору идёт вместе с этим безмолвным потоком, пока не оказывается у дома, где прошло её детство — до того, как семья перебралась в большой город. Внезапно в переулке мелькает знакомый силуэт. Это мальчик, совсем юный, как её брат. Нет, это и есть Диань.