Многие из числа последних уже даже были поставлены в строй после проведения необходимого полевого ремонта и минимально необходимого обучения экипажей, благо пленных специалистов по данным машинам набралось в избытке. На трофейную технику полностью переводились целые батальоны и даже полки РККА, которые, правда, в силу ограниченности боекомплекта приходилось использовать на второстепенных участках фронтов. Однако даже с их учётом понесенные Красной армией потери, не только в людях, но и в технике, оказались для СССР всё же излишне чувствительными.

Из-за развития к 1944 году танковой и противотанковой артиллерии обеих сторон, слишком много пораженных снарядами машин оказались уничтожены безвозвратно. Так многие советские Т-26Э, Т-34 и немецкие Т-IV разрывало на куски от детонации их собственного боекомплекта, когда машины поражались из 75-мм/76-мм длинноствольных орудий или же чего-то более мощного непосредственно в боевое отделение. По этой причине примерно 40% всех подбитых танков и САУ уже никогда не смогли бы вновь вернуться в строй. А еще 40% требовали продолжительного заводского ремонта, отчего лишь одна пятая часть ранее потерянных машин возвращалась обратно в войска в течение хотя бы недели-двух.

Учитывая же нехватку запчастей для снятых с производства Т-26 и Т-34, процент потерь именно этих машин был еще выше, поскольку некоторые относительно целые экземпляры разбирались в рембатах «догола», становясь донорами для своих более целых собратьев. Что, наряду с израсходованием армией большей части имевшихся на складах боеприпасов, потребовало от правительства СССР скорейшего начала переговоров с Великобританией и США о получении с их стороны поставок стратегического сырья, средств производства и, конечно же, военной техники.

Вот с целью повышения договороспособности новоявленных союзников в Москве и была подготовлена «выставка достижений РККА» на ниве борьбы с Вермахтом. Ведь, прежде чем начать что-то просить, сперва требовалось пустить пыль в глаза. Для чего в парке имени Горького были выставлены наиболее целые экземпляры каждого типа захваченных вражеских машин, рядом с которыми разместились десятки фотографий специальных сборочных пунктов и информационных табличек, повествующих о том, сколько сотен или даже тысяч подобных машин оказались уничтожены либо же захвачены Красной армией. Их-то глава СССР, сопровождаемый ближайшими соратниками, и осматривал, прежде чем дать дозволение допустить сюда, сперва представителей союзников, а после и вообще всех желающих жителей столицы. Геркана, на удивление, тоже позвали принять участие в данном действе.

— Вы совершенно правы, товарищ Сталин. В некоторой степени я действительно недоволен. Недоволен собой и своей работой. Я все же надеялся, что техническое превосходство нашей бронетехники окажется несколько выше. Ведь Вермахт, — махнул он рукой в сторону ближайших трофейных боевых машин с крестами на бортах, — заявился к нам без тяжелых танков вовсе. Не считать же таковыми французские В-1, что уступают по всем параметрам даже нашим Т-34. А мы до сих пор не смогли их разгромить! И определенная доля вины в том лежит на нас, создателях отечественного вооружения.

— Не будьте к себе слишком строги, — внутренне довольно улыбнувшись от стремления их «немца» к идеалу, принялся успокаивать того глава государства. Ведь беспокоиться тому действительно было о чём. Как природный немец, Геркан попал под жернова обездушенной государственной машины и автоматически был уволен из армии в первый же месяц войны, что произошло вообще со всеми русскими немцами, во избежание, так сказать, всевозможных эксцессов.

Вслух этого, конечно, никто не говорил, но у правительства и чекистов имелись определенные опасения насчет верности подобных военнослужащих, учитывая то, с кем приходилось ныне воевать. Потому и положение его нынешнего собеседника оказалось весьма шатким. Об аресте или какой-либо высылке из Москвы речи, конечно, не шло вовсе. Но выстраиваемая всю жизнь карьера пошла коту под хвост — это следовало признать. Впрочем, столь «полезного человечка» уж точно не собирались терять. И вскоре ему предстояло получить новую должность едва ли не с большими полномочиями, нежели имелись у инспектора бронетанковых войск РККА.

— Но как не быть? — попытался было возразить отыгрывающий переживающего и чуть ли не раскаивающегося не сумевшего предусмотреть многое танкостроителя Александр, однако тут же оказался перебит «вождем».

— Мы смогли отбить такой удар, который стоил Франции её независимости, а Великобритании её былого мирового доминирования, — жестко произнес Иосиф Виссарионович, совершенно не желающий видеть сопли с нюнями человека, на которого он собирался сделать очередную ставку. — Про остальные страны Европы даже упоминать не стоит. Эти лимитрофы даже на роль пушечного мяса не сгодились. Мигом задрали руки вверх. Тогда как мы не просто его отбили, мы вышли победителями в первом, критически важном раунде! А это ой как немало, — пройдясь несколько ленивым взглядом по очередному германскому БТР-у, мимо которого они проходили, продолжил повышать уровень самооценки у своего собеседника Сталин. — Сами ведь знаете, что у тех же американцев ничего подобного не вышло совершенно. Японцы разгромили их в пух и прах, как и англичан, пустив на дно еще два их линкора. Вы уж поверьте, последние не от большой любви пошли нам навстречу в вопросах предоставления полного доступа к своим новейшим авиационным технологиям и размещения на своих заводах наших флотских заказов. Понимают, что без нас им никак не сдюжить с Гитлером. Вот и вертят хвостом, лишь бы мы продолжили воевать до победного конца, а не поступили, как в 1917 году.

«Ну да, им выгодно, когда кто-то другой льёт свою кровь за их интересы!» — хотел было произнести вслух Александр, но вовремя сдержался. Не тот сейчас был политический момент, чтобы разбрасываться подобными фразами. Во всяком случае, человеку его положения. Ведь то, что позволено Юпитеру, не позволено быку. Потому вместо этого он перевел внимание на боевую технику.

— Это-то я всё понимаю, товарищ Сталин. Просто теперь нам, хотим мы того или нет, также придется пойти на поклон к союзникам. Сами знаете, сколь тяжко обстоят дела с запасами снарядов и патронов. Хорошо если на каждый танк осталось по полтора-два боекомплекта. Чего не хватит даже на неделю интенсивных боёв. Про топливо я вовсе промолчу. Две трети танков сейчас имеют лишь половину нормы заправки. — Накал отгремевших сражений был столь велик, а количество применяемых боевых машин, как наземных, так и воздушных, столь колоссальным, что все довоенные запасы ГСМ и огнеприпасов очень быстро подошли к концу.