Эти слова вызвали не то удивление, не то испуг. Парни оглянулись, будто даже произносить имя главы рода было опасно.

Но вес аргументов сработал. Я отвёл подопытных к Елене и отдал все ингредиенты, что сумел раздобыть. Анна и София тоже не сидели без дела, смогли отыскать сердца Кротозмей и пополнили запасы сразу наперёд.

Елена же выгнала всех на улицу и приступила к приготовлению отвара. Ей понадобились спокойствие и отсутствие всяких помех на время работы.

А мы пока ждали. Парни решили размяться. Их предупредили, что действие отвара будет проверяться и на физическую силу, и на духовную, поэтому они вовсю старались, чтобы не ударить в грязь лицом.

Ведь на них будут смотреть Анна и София, которые сейчас, обмениваясь сдержанными смешками, что-то обсуждали на крыльце.

Ну, а я решил заняться записной книжкой Люта.

Достал её из сумки и сел за стол в учебном доме, где можно было удобно расположиться для такой работы.

Пустые или исписанные негодными печатями страницы подсветились, когда я влил в них немного духовной энергии. Буквы точно напоминали имперский алфавит, но что самое интересное — они были куда ближе к моему родному времени, хотя всё же отличались от него. За полторы тысячи лет поменялись не только люди, границы и магия. Язык тоже претерпел изменения.

Иногда в моей голове возникали такие слова, которых я и не знал раньше. Получается, это были знания Люта, не мои.

И буквы стали другими. Те записи, которые я видел, сильно отличались от грамоты моего века. Хотя, что странно, прочесть я мог и то и то безо всяких проблем.

Кажется. И говорил я уже по-другому. Правда, не совсем осознавал это.

И всё это означало, что душа Люта действовала на меня самым серьёзным образом. Вполне возможно, воспоминания тоже когда-то проявятся.

Не знаю, сколько прошло времени, пока я пялился на страницы, надеясь отыскать там хотя бы какую-то логику. Но мне постоянно казалось, будто я сам когда-то делал эти записи, и нужно просто покопаться поглубже в разуме, чтобы всё встало на свои места.

Все эти закорючки, связки, слова и предложения становились с каждым разом более и более узнаваемыми. Разгадка вертелась где-то в голове, как позабытое слово, но знакомое.

— Чем занимаешься, Лют? — вдруг вырвала меня из работы Анна.

Она, оказывается, стояла прямо надо мной и с милой улыбкой осматривала разложенные на столе листы. В глазах читалась почти детская любознательность и желание присоединиться ко мне.

— Да вот… — вздохнул я, гадая, стоит ли ей говорить правду, — нашёл тут свою книжку. Но не пойму, что там написано.

— Можно? — спросила она, указывая на место рядом со мной.

— Конечно.

Я отодвинулся, и Анна шустро уселась, тут же приступив к изучению листов. Однако всё оказалось не так просто.

— Хм… А ты уверен, что это не наброски какой-то печати?

Она нахмурилась, изучая символы, которые должны были по задумке сложиться в «Невидимость». Только вот я почти не видел чернил, потому что записи Люта перекрывали их.

— Ты разве не видишь? — спросил я. — Буквы. Строка за строкой, вот тут…

— Нет. Только печать. Что она означает?

А вот это проблема. Я пока не собирался делиться ни с кем, что решил восстановить Глас богов через печати.

— Эм… Не знаю. Но я не это пытаюсь понять.

Я выхватил у неё из рук листок, осмотрелся.

— Тут есть чистая бумага?

Анна сбегала за свитком и пером с чернилами. Быстро догадалась, что я хочу сделать. А именно переписать записи Люта обычным способом. Всё равно от подсвеченных строк уже глаза начинали болеть, а так и помощью можно заручиться, если Анна сможет разобраться хотя бы в чём-то.

Рука на удивление довольно ловко выписывала все слова. Мышечная память работала отлично. Лют и правда много писал.

Закончив, я передал лист Анне.

— Это старый алфавит, — пробормотала она, осторожно водя пальцем по строкам.

Запах ещё не застывших чернил напоминал орех. А старая хрустящая бумага придавала им больше яркости. Получился довольно приятный вкус, который смешался с душистым ароматом девушки.

И тут будто в голову ударили воспоминания о той, моей Анне.

Она тоже часто пахла чернилами и бумагой. Ну, точнее так пахли её книги и наборы для писательства. И ещё она любила цветочные духи. Жутко дорогие. Их привозили из Юга в маленьких ящиках, набитых мягкими подкладками, чтобы стеклянные ёмкости не разбились в дороге.