— Однажды я видела колонию муравьев, несущих целый корн-дог. Целый корн-дог, Маверик.

— К чему ты клонишь? — Я повернулся к ней, и мои глаза сузились.

Она пожала плечами. — Просто многовато корн-дога для всех этих крошечных муравьев.

Я нахмурился, увидев так много от девушки, с которой я когда-то смеялся, лежа на пляже, пока солнце таяло в океане, и мы знали, что оно будет восходить снова и снова, веря, что наше время вместе никогда не закончится. Как наивно.

Черт возьми, я мог бы всю ночь болтать своим ключом у нее над головой. И заставлять ее плясать под мою дудку, столько сколько смогу, прежде чем она поймет, что я никогда не дам ей того, чего она хочет. К тому времени, как я трахну ее и оставлю измученной с постоянной болью между бедер, я заберу ее ключ себе. И пройдет совсем немного времени, прежде чем я выдавлю местонахождение остальных ключей из уст одного из ее бойфрендов, пока он будут смотреть, как его братья истекают кровью. Потому что содержимое того склепа было моим. И ни одна давно потерянная девушка не сможет отнять этого у меня.

— Мне сказали, что ты был единственным, кто пытался последовать за мной, — сказала я тихим голосом, когда Маверик открыл сейф, спрятанный в стене, отпер его и достал свой ключ изнутри.

Я дала ему информацию об «Арлекинах», которую он хотел, и теперь была его очередь расплачиваться этим маленьким кусочком металла в кулаке.

Он устроил целое представление, практически спев и станцевав, надевая серые спортивные штаны, прежде чем вывести меня из своей комнаты и спуститься вниз в огромный кабинет, который когда-то предназначался для менеджера курорта, но Маверик присвоил его для своих криминальных дел. Мне стало интересно, какие сделки он заключал здесь, сидя за большим дубовым столом и договариваясь с самыми разными сомнительными личностями. Мысль о том, что он вообще сидит здесь, казалась слишком утонченной для этого дикаря передо мной. Я не могла представить, чтобы он проводил встречи или обсуждал деловые вопросы спокойно и цивилизованно. Так что, возможно, он этого и не делал. Возможно, все его сделки были скреплены кровью и оплачены украденными вещами и незаконными действиями.

При моих словах он застыл на месте, а ключ, за которым я пришла сюда, зажал в кулаке, глядя в сейф и позволяя мне увидеть пачки наличных и несколько пистолетов внутри.

— С тех пор как они мне это рассказали, я не могу не задаваться вопросом, насколько по-другому могли бы сложиться наши жизни, если бы…

— С таким же успехом Лютер мог бы застрелить меня в тот день, — прорычал он, поворачиваясь ко мне, и в глубине его темных глаз заплясали тени.

Он оставил сейф открытым и подошел ко мне, его пристальный взгляд пробежался по мне, снова впитывая мои татуировки, как будто они очаровывали его больше, чем любые другие изменения во мне.

— Почему ты так говоришь?

— Потому что мальчик, которым я был, умер той ночью. Я потерял всех, кого когда-либо любил, — выдавил он. — Каждый из них решил бросить меня и показать мне мою истинную ценность.

— Не я, — выдохнула я, его слова показались моему разбитому сердцу такими знакомыми, что они могли бы быть моими собственными. — Ничто из этого не было моим выбором.

Маверик снова вторгся в мое личное пространство, протянув руку, чтобы заправить прядь волос пастельного цвета мне за ухо, прежде чем сжать ее в кулак и заставить меня запрокинуть голову назад. Боль пронзила мой череп, и я ахнула от внезапной перемены в нем.

— Рик, — прорычала я, хватая его за запястье и впиваясь ногтями, пытаясь оторвать его от себя.

— Это не имеет значения, — прорычал он. — Кем была ты, кем был я. Те дети умерли давным-давно, не так ли? И с того места, где я стою, кажется, что эти годы испортили тебя почти так же глубоко, как и меня. Ты просто испорченная маленькая потерянная девочка, вернувшаяся в ад в поисках мальчиков, которых, как ты помнишь, любила, и нашедшая на их месте демонов. Больно возвращаться и видеть, насколько все это разрушено? Я знаю какого это, потому что, когда я вышел из тюрьмы и вернулся сюда, мне показалось, что с меня сняли пелену. И как только я смог увидеть всю грязь, покрывавшую это место, я забыл о какой-либо красоте, которая здесь когда-то была.

— Когда-то мы были счастливы, — выдохнула я, отказываясь бороться с ним и протягивая руку, чтобы обхватить его заросшую щетиной щеку.

Маверик замер на месте от соприкосновения, все еще крепко держа меня за волосы, все еще склоняясь надо мной, и все же между нами произошло нечто большее, чем эта гребаная игра во власть, что заставило мое сердце сжаться от силы этого чувства.

— Нет. Мы были просто глупы. Жили во лжи о мечте, и ждали, когда наступит реальность и отымеет нас по полной программе, как и всех остальных ублюдков в этом месте. Скажи мне, Роуг, когда тебя трахнула эта реальность, ты плакала? И как скоро ты перестала плакать и научилась просто лежать и терпеть? — Его слова были мрачными и резкими, и глубоко ранили мое сердце, но в них была темная и безнадежная правда, которую я не могла отрицать.

— Я все равно была бы счастлива, — слабо запротестовала я. — Если бы у меня был ты. Все вы.

— Если бы у тебя были мальчики, которыми ты нас считала, ты хочешь сказать. Потому что те мужчины, которыми мы стали, уже не те люди. То, что мы сделали друг с другом, с тобой, с бесчисленными несчастными ублюдками и невинными засранцами, нельзя просто так взять и отмыть. В ту ночь, когда ты убила Акселя, умерли и наши мечты. — Его слова были жестокими и призваны ранить, но это был обоюдоострый меч, который, я уверена, заставлял и его самого истекать кровью.