Опять горе. Расстреляли слонимских евреев. При организации слонимского гетто осенью прошлого года туда переселили евреев из окрестных деревень. До сих пор на Гродненщине не было расстрелов. Западную часть области - Гродно, Скидель, Волковыск и Зельву включили в состав Восточной Пруссии. Мы считали, что в близком к новой границе Слониме евреев не будут убивать, чтобы об этом не узнали в Польше и Германии.

Казик рассказал, что слонимское гетто находилось между двумя рукавами реки Щара. Этот остров внутри города был застроен деревянными хибарками, где прежде ютилась еврейская беднота. Когда полицаи и немцы двинулись на грузовиках к мостам, с гетто начали стрелять. Гитлеровцы отступили и открыли ответный огонь. Гетто превратилось в море огня. Многие бросались в воду, и, по мнению Казика, некоторым удалось прорваться сквозь оцепленеие и уйти из города.

Через некоторое время расстреляли остатки евреев в мини-гетто Клецка, Несвижа и Ляховичах. Однако акции уже не проходили так гладко, как прежде. Немецких пособников встречали выстрелами и бутылками с горючей смесью. Евреи живьем горели в своих домах. Лишь отдельным группам удавалось уйти в леса.

Однако потери гитлеровцев мизерные. Мы ведь практически безоружны. В июне 1941 года Красная Армия бросила много винтовок, гранат и даже пушки. Белорусы и поляки прятали это добро: "В хозяйстве все пригодится". Только мы, евреи, этим не занимались: нам нельзя раздражать гитлеровцев. Напрасно мы послушались наших мудрецов, утверждавших, что нет альтернативы покорности и выполнению всех немецких приказов. Сейчас еще как бы пригодились те винтовки и гранаты, чтобы гитлеровцы и их пособники почувствовали, что геноцид евреев - невыгодное дело. А батальон "Беларусь" возвращался в свои казармы с песней: "...и кровь жидовская потечет рекой". И текла она дымящейся рекой, пока вся не иссякла.

Мы завидовали нашим соплеменникам на Западе, уверенные, что убивают лишь евреев оккупированной территории СССР. Но летом 42-го на станции остановился товарный состав, охраняемый немцами. В вагонах - евреи. Они кричат, просят дать им воды. Перец со свойственной ему решительностью обратился к офицеру с просьбой разрешить принести воды заключенным. Немец разрешил. Зачем ему возиться с умершими в пути узниками? Перец быстро раздобыл ведра и с помощью наших евреев разносил воду по вагонам. Оказывается, там евреи из Варшавы. Оттуда вывозят мужчин на восток, сказали - на строительные работы. Перец предупредил их, что немцы здесь расстреливают евреев, поэтому при первой же возможности следует бежать.

Через несколько дней на запасную ветку загнали состав пассажирских вагонов. Сквозь окна видны богато одетые женщины и дети. На ступеньках охрана. К вагонам подъехали голубые автобусы. В автобусах нет боковых окон, лишь высоко в крыше имеется большое зарешеченное окно. Пассажиры, оказывается, евреи, беззаботно усаживались в автобусы, которые увозили их за город. Вскоре автобусы возвращались порожними, и погрузка продолжалась.

После обеда в швейную мастерскую, где работали наши девушки, привезли много одежды для сортировки. Это была одежда умерщвленных австрийских евреев. Одна женщина показала мне найденный в одежде паспорт. В паспорте фотография молодой элегантной еврейки из Вены.

В последующие дни продолжали прибывать эшелоны с евреями из Австрии, Чехословакии и Польши. Одних разгружали тут же, другие следовали дальше, где их тоже ждали расстрельные команды (мы тогда не знали, почему в нашу сторону везут этих евреев. Оказалось, Газовые камеры, построенные и запущенные только что в Польше, не в состоянии были пропустить всех предназначенных к уничтожению узников). Так много привозили одежды западноевропейских евреев, что сортировали ее несколько месяцев. Затем немцы расстреляли и наших девушек, не дождавшись завершения этой работы.

В тот летний день Перец болел, и на работу я выбрался один. Перед воротами выстраиваются, как обычно, колонны рабочих. На той стороне ворот нас ожидают конвоиры. По улице, ведущей из гетто, движется колонна за колонной. Вскоре они должны разойтись, направляясь в разные концы города. Но на первом перекрестке фельджандарм приказывает конвоирам следовать прямо. Это повторяется и на следующем. Все колонны загнали в тупиковую улицу. На тротуарах - густая цепь немцев.

Плохо! Наверно, отсюда нас будут вывозить на расстрел. Я пробираюсь ближе к краю. Мне эти места хорошо знакомы. За ближайшими воротами проходной двор. Дожидаюсь момента, когда рядом эсэсовец глянет в сторону, и ныряю между двумя немцами. Всем телом бросаюсь на калитку в воротах. Калитка захлопывается за мной, и немцы меня уже не видят.

На бегу сбрасываю шапку и пиджак с желтыми латами, и вот я уже на следующей улице. Иду спокойно, ничем не выделяясь среди остальных прохожих. Из того двора выбегают еще несколько евреев, они пересекают улицу и скрываются в каком-то дворе. Издалека видны их желтые звезды. Чудаки, почему их не сорвали? В таких экстремальных случаях пример заразителен. Стоит бежать одному, как его примеру следуют другие. На тупиковой улице крики и выстрелы. Одна девушка убита. На помощь эсэсовцам бегут полицаи. Немцы стараются утихомирить толпу, кричат, что расстрела не будет, нужны мужчины для срочной работы.

Добираюсь переулками к дому Володи Таргонского. В обед узнаю подробности. Немцы погрузили тысячу мужчин в товарные вагоны и увезли их на север. Среди них оказался и наш друг Лева. Потом говорили, что наших евреев вывезли на строительство дороги под Молодечно. Примерно через месяца два, когда работу завершили, их всех расстреляли.

Вместо увезенных узников гетто немцы доставили в Барановичи евреев из польского города Межеричи - мужчин и подростков. Колонну межеричских евреев встретила в воротах большая толпа. Приезжих угощают хлебом или картошкой, делятся с ними последним.