Шрифт:
А эшелоны с евреями все шли и шли. Узнали, что в Минск привезли евреев из немецкого города Гамбург (не поленились гитлеровцы устроить им такое дальнее путешествие). Они пишут домой, что благополучно прибыли на место "переселения". Затем их расстреляют вместе с местными евреями. Эти дальние перевозки в военное время нужны были, чтобы остававшиеся еще на Западе евреи не знали об ожидавшей их участи.
Да, наше будущее рисовалось все более мрачным. В прошлом году мы надеялись, что в больших городах акций не будет. Тогда расстрелы в местечках казались самодеятельностью местного начальства и к зиме прекратились. Явная перемена произошла в 1942 году. Еврейских женщин и детей, даже из стран Запада, убивали уже под руководством немцев на виду у всех. Казалось невероятным, что эта участь уготована даже немецким евреям.
Несмотря на запрет и смертельную опасность, некоторые поляки слушали передачи лондонского радио. Я спросил у Казика, как в Англии реагируют на истребление евреев под корень.
– Лондонское радио ничего не сообщает об этом.
Странно. Немцы соблюдают общепризнанные запреты: не убивают пленных поляков, французов и англичан, не применяют отравляющих газов. Теперь же, не страшась ответственности, на виду у всех убивают сотни тысяч еврейских стариков и детей. Почему же на злодейства гитлеровцев не реагируют союзники? Почему не используют все это в антигерманской пропаганде?
Говорят, в лесах появились советские партизаны. На днях привезли несколько десятков убитых жандармов. Они попали в засаду в Налибокской пуще севернее Новой Ельни. О, если бы я знал, как добраться до этих партизан! Но где их найти?
Перец сказал, что надо уходить из гетто, но вместе с семьями, а для этого нужно приготовиться. Через несколько дней он дал мне задание:
– Сходишь в скверик, в котором до войны размещалась радиостанция, там увидишь несколько повозок, обратишься к старшему возчику, и приведешь обоз на товарную станцию.
В то время на товарной станции стоял в тупике вагон с солью. Наши парни мигом нагрузили телеги мешками с солью, и обоз ушел из города. Соль в те годы была дефицитнейшим товаром, и в ней особенно нуждались партизаны.
На следующий день Перец похвалил меня за выполненное задание и дал новое:
– Завтра в обед пойдешь в кафе на бывшей улице Шептицкого (в том кафе обедали преимущественно чиновники и полицаи). Сядешь с левой стороны от входа при крайнем столике. К тебе подойдут и спросят: "Можно суп посолить?" Скажешь: "Соли хватит, можно еще добавить". Вот тебе талоны на обед и тысяча рублей на расходы.
В кафе оказалось немного людей. Я ел свой обед не спеша, стараясь дождаться того, с кем должен встретиться. Однако никто из посетителей не обратил на меня внимания. В зал вошли четыре парня и заняли столик поодаль. Я почувствовал, что они заинтересовались моей особой. Одного, сидевшего напротив меня, я узнал. Это был мой соученик по гимназии Ярошевский. Мы с ним не ладили. Он один раз обозвал меня пархатым жидом, и мы подрались. После 1939 года я ничего о нем не слышал. И вот встреча через три года. Ярошевский безусловно узнал меня, парни перешептываются, смотрят на меня. Еще бы, еврей - и в таком месте! Но на чьей стороне эти парни? Бежать нельзя, все равно не успею. За столиками полицаи, да и по улице их немало ходит.
Перекусив, Ярошевский и его спутники поднимаются из-за столика, медленно идут к выходу. Поравнявшись со мной, Ярошевский тихо говорит:
– Честь, Мельник! (Словом "честь" приветствовали друг друга гимназисты в довоенной Польше.)
Все перепуталось. Многие "восточники", направленные ранее в Западную Белоруссию для укрепления советской власти, теперь заняли высокие посты в управах и полиции, а польский антисемит стал нам, евреям, сочувствовать.
Проходит еще час, зал опустел, оставаться в кафе не имело смысла. Так мне не удалось связаться с людьми Переца.
На следующий день, к концу рабочего дня, в гараже оказались приезжие автомобили.
Перед дальней дорогой их надо было вымыть. Перец был на погрузочных работах, а я один в оставшееся время не мог управиться. "Шеф" обещал, что сам отвезет меня в гетто. Вернувшись с работы, я узнал, что Переца арестовали, искали и меня. Оказывается, к концу рабочего дня в контору приехали немцы из СД. Вызвали Переца, а
позже на крыльцо вышел начальник и приказал позвать меня. Узнав, что "Пи-пеля'' нет, он отправил колонну в гетто без Переца.
– По-видимому, произошло что-то серьезное, - сказал Нёма, - завтра утром выходи с другой колонной и убирайся из города.
Из гетто я вышел с евреями, маршрут которых пролегал мимо гаража. Надо забрать "арийскую" одежду. В гараже уже знали об аресте Переца. Видели, как его, распухшего от побоев, увезли немцы.
Зазвонил телефон. "Шеф" снял трубку, покосился на меня.
– Он здесь, вчера я задержал его на работе, а потом лично отвез в гетто. Ведет себя примерно.