Шрифт:
Зигмунд сел и задрал Майе халат. Ее ноги были волосаты на ощупь.
– Нет, – возразила Майя, дальше этого места я не разрешаю. Пока не разрешаю, милый.
И она быстро чмокнула Зигмунда.
– Почему ты носишь длинный халат? Тебе бы пошла короткая юбка.
– Знаю. Но у меня здесь одно распространенное уродтство. Я стесняюсь.
– Ну мне ты можешь сказать.
– Не сейчас, солнышко.
Оставшись один, Зигмунд вначале расстроился, а затем предался любовным мечтам. Его вылечат и все будет нормально. Майя ему определенно нравилась.
Майя была из настоящих женщин, что с того, что внешность не удалась? Главное в женщине женственность, а она видна даже сквозь неправильное тело. Так он подумал и вздохнул. Потом развернул книжку и стал читать при свете луны.
Книжка называлась «Отсутствие двери» и на глаза Зигмунду попался рассказ о том, как порой раздваивается реальность.
Но почему «Отсутствие двери»? – подумал он. – Это неправильно. Выход есть всегда, его только надо найти. В моей палате целых шесть дверей, пускай запертых. Но если я захочу выйти и уйти, я выйду и уйду.
Поэтому он подошел к ближайшей двери и уверенно толкнул. Дверь стояла как каменная. Приглядевшись, Зигмунд заметил, что дверь аккуратно нарисована на бетонной стене. То же случилось с другими четырьмя. Последняя, шестая, слегка подавалась нажиму, но Зигмунд уже истощил свои силы. Окна выходили прямо на другие окна. Луна, при внимательном разглядении, оказалась электрической.
Старик с прободненной стопой начал бормотать во сне и сел на кровати. Его глаза были закрыты.
– Пробуешь бежать? – бормотал старик, – пробуй, пробуй, не один ты хотел.
Я тоже вначале не верил в раздвоение позвоночника. Тискал тебя Майя сегодня?
– Не тискал, а тискала, – поправил Зигмунд и перестал слушать бред больного, путавшего даже столь очевидные вещи.
С этой ночи он решил уйти и лечиться где-нибудь в другом месте, а здесь было слишком похоже на тюрьму. План побега составилься быстро: влюбить Майю в себя (настоящая женщина может влюбиться как кошка, если если рядом сильный мужчина), вскружить ей голову, попросить ключи от палаты, открыть и уйти, выбрав ночь побезлуннее. Поцеловать на прощание и сказать что-нибудь. План сочетал полезное с приятным, поэтому Зигмунд собрал волю в кулак и сладко уснул.
Следующие три ночи он очаровывал Майю и в четвертую попросил у нее ключи.
– Ты хочешь меня бросить? – изумилась она.
– Я вернусь, чтобы забрать тебя с собой.
– Я дам тебе ключи, – согласилась Майя, – но только подержать. Обещай, что не будешь вставлять их в замочную скважину.
Зигмунд пообещал.
Когда около четырех утра Майя покинула его, он вставил ключ в замок и повернул. За дверью было очень тихо. Он потянул створки на себя и они легко подались. Створки были картонными, а за ними снова стояла бетонная стена.
Зигмунд проверил остальные двери и убедился, что выхода из палаты не существует.
Он попытался разбудить старика и узнаь от него правду, но старик лишь маразматически бормотал. Положение становилось отчаяным.
– Должна огорчить тебя, – сказала Майя на утро. – пока лечение не помогает.
Тебе становится хуже.
– Меня не устраивает ваше лечение. Я все равно уйду.
– Попробуй, – спокойно ответила Майя и сжала ему запястье. Зигмунд ужаснулся физической силе этой женщины.
– Но зачем я вам нужен? Отпустите меня, пожалуйста.
– Во-первых, ты мне нравишься. А во вторых, твоя болезнь сейчас в такой стадии, что ты не вынесешь переезда.
– Ну сюда-то я приехал сам, – возразил Зигмунд.
– Да, но с той поры многое изменилось. Ты, огорчу тебя еще раз, заразился раздвоением позвоночника, а все потому что ел из одной миски с заразным больным.
– Но ты же сама меня заставила!
– Да, твоей вины в этом нет. Но если болезнь будет прогрессировать, тебе назначат пунцию. Ты ведь знаешь, что такое пунция, да? Это больно. Это больнее, чем просто смотреть. Так ты будешь хорошим мальчиком? Теперь отдай ключ.
В этот же день пришли два санитара, накрыли еще живого старика тряпкой и вынесли на носилках. Потом вынесли и коврик, на котором спал Зигмунд.
– Радуйся, теперь будешь спать на кровати, – сказали они и Зигмунд послушно лег на кровать, пропахшую смертью. На стене виднелись надписи: плохо, хуже, еще хуже, совсем плохо. Зигмунд не мог отделаться от чувства, что эти надписи относились к нему.
Он решил вести себя хорошо, до поры до времени.
Майя оказалась не так доступна, как показалось Зигмунду сначала. Майя стала каризна и изобретательна.