Я прямо так и подумал — убит. Не умер. Заметил это с запозданием, но усмехнулся. Тот случай, когда первое слово дороже второго! Убит, конечно. Но как?!

И здесь в памяти точно молния сверкнула.

Стакан! Стакан на столе! И слова: он только пить попросил. И ему принесли стакан воды. И в нем — яд. Ни цвета, ни запаха… Ни судорог жертвы. Легкая, безболезненная смерть. Ну, хоть так повезло…

Тут, конечно, я вспомнил Макса. Второе отравление на территории части. Собака и человек. Жертвы разные, а почерк один. Бедняга пес тоже отправился на радугу без мучений… Это не доказательство, разумеется, но вклад в копилку моих рассуждений. Ну и отсюда первый вывод: в обоих случаях убийца кто-то свой. И Соломатина он поспешил отправить на тот свет, боясь разоблачения. Они, выходит, были как-то связаны! Соломатин и неизвестный убийца…

Тут меня окликнул Зинкевич:

— Борис!

Почему-то он никогда не называл меня «Боря, Борька». Всегда — Борис.

Подошел и попросил малость помочь на КЖ, кое-чем надо было там подсобить дежурному. Я объяснил, конечно, что забежал на минуту, помня о своих кинологических делах, а потом меня снова ждут на обслуживании техники — ничего не попишешь, распоряжение начальства…

Он досадливо махнул рукой:

— Да знаю я! Но там помочь пять минут, не больше.

— Ну, пошли, — согласился я.

Пошли.

— Слушай, — внезапно спросил Гена, — ты слыхал, что там с этим… с Ленькой Соломатиным?

— Конечно, — усмехнулся я. — Точно, войсковая часть что деревня, любые слухи мигом разбегаются. А что?.. Кстати! — спохватился я. — А ты ведь его знал, наверное? Соломатина-то этого?

— Ну как — знал? — хмуровато молвил сержант. — Так, один из работяг. Вроде бы ничем не выделялся. Только…

И здесь Зинкевич вроде бы запнулся.

— Только? — с выражением переспросил я.

— Ты знаешь, — вдруг изменившимся тоном заговорил мой замкомвзвода, — я раньше как-то и не обращал внимания, а вот только теперь дошло…

— Что?

Ему потребовалось усилие, чтобы сказать:

— Я его часто встречал в неожиданных местах…

Вот это поворот!

— То есть?

Гена объяснил, что занимаясь обходом постов, да и просто так, мало ли по каким поводам бывая в резервуарном парке, он несколько раз замечал сливщика-наливщика Соломатина в тех местах, где тому по должности вроде бы и делать нечего. Но и в голову не пришло что-то худое подумать! Ну ходит себе гражданский служащий и ходит, мало ли зачем отправил его начальник отдела хранения, либо кто-то из начальников хранилищ-прапорщиков… Тем более, тот всегда блуждал с таким озабоченным видом, как будто минимум открывал некий новый закон физики.

— А главное… — здесь Гена понизил голос и оглянулся, точно кто-то мог нас подслушивать, — я его видел на шестом посту. Правда, один раз. Не то, чтобы на самом посту, а поодаль, ну, где внешняя запретка. Думаю: чего он там шляется?.. Ну, все ж таки свой, я как-то и не очень вдумался…

— А когда это было? — я ощутил жгучий драйв.

— Да не так давно и было. В начале лета. Может, в мае… Где-то так, точно не вспомню.

Мы приостановились, не доходя до КЖ, и вели этот диалог вполголоса.

Тут, наверное, надо сделать пояснение.

На постах со третьего по шестой, расположенных с глухих западной и южной сторон (северная сторона — это КПП, выход в город, пост № 1; северо-западная сторона, пост № 2, примыкал к штабу, столовой, хоздвору; а с восточной стороны, где посты №№ 7 и 8, территория части граничила с железной дорогой) имелись предупредительные знаки. То есть таблички с надписями «Стой! Прохода (проезда) нет. Запретная зона», установленные метрах в пятидесяти-шестидесяти от самого ограждения, караульных вышек и собачьих постов. Лес между оградой и внешней запреткой был начисто вырублен во время строительства части, травяной покров регулярно выкашивался, а снег зимой старались чистить. Хотя по нынешним северным местам с могучими снегопадами это было сильно проблематично… Однако, старались.

Как можно понять, Соломатин шастал по этой самой выкошенной зоне.

— А часовой что? — спросил я.

— Ну что там часовой… — с кислой миной сказал сержант. — Тоже, небось, подумал: свой же… Нет, по Уставу, конечно, запрещено, но сам ведь знаешь, где устав, а где жизнь… Не знаю, короче. Да я бы это сто лет как забыл! Но вот сегодня такая хрень, я и вспомнил. А что, говорят, у него пистолет был при себе?

— Да. ТТ-шник. Левый какой-то, у нас в части не числится.

Гена задумчиво покачал головой, плотно сжав губы:

— Да, дела-делишки…

— Слушай, Ген! — я слегка прищурился. — А зачем ты мне это все рассказал?

Он помолчал секунды три.

— Зачем?.. — помог себе вопросом. — А затем, что вижу: ты парень умный. С головой. И в этом деле можешь разобраться. Так вот тебе… как это говорится? Информация к размышлению.

— Спасибо, — сказал я без иронии. — А ты?

— Ну, я! Мне до дембеля самая малость. Чего я буду себе жизнь усложнять?.. Мне сейчас характеристика нужна хорошая, во всякие истории влезать совсем ни к чему. И учти: я тебе ничего не говорил. А если говорил, — он ухмыльнулся, — так будем считать, то сон я интересный видел. И поделился с боевым товарищем. Понял?