Зато девушка не просто повеселела. Я будто вдохнула своим поступком в нее новую жизнь и теперь Каролина вся светилась, а следы недавних слез и вовсе сошли на нет. Неужели между этими двумя и впрямь всё так серьезно?

– Спасибо, – она с улыбкой взяла мою руку в свою. – Правда, огромное спасибо. Если тебе что-то понадобится, любая мелочь или даже не мелочь, обращайся ко мне. И в гости прилетайте, оба. Я пришлю адрес.

На том и расстались, а я пообещала подумать над приглашением в самое ближайшее время. Ведь у нас и правда могут найтись общие темы для разговора. Например, о моем скрытном необычном исчезнувшем родственнике.

И когда Каролина пропала в толпе, наполняющей черно-белый зал, я с довольным видом обернулась к Касу.

– Ну что, – спросил он с хитрющей улыбкой на губах. – Теперь мы можем лететь домой?

Хотела уже ответить, что да. Можем, причем чем быстрее, тем лучше, но… не смогла. Обернулась на звук голосов и пересекла огромную каменную арку.

Я слышала звук четких, ритмичных шагов. Не одна пара ног явно. И еще дробный стук женских каблуков по камню. По тому, как притихли остальные тери, легко можно было сделать вывод, что перед ними предстала Августина.

А потом что-то тяжелое упало на пол.

Отчего-то холодок дурного предчувствия снова уколол позвоночник, и я, распихивая локтями тери и синтов, принялась продвигаться вперед. Черт дернул, не иначе! Зачем, спрашивается, вообще задержалась в этом недоброжелательном дворце? Ответа я не знала, но что-то подсказывало, что так надо. Пресловутое предчувствие, будь оно не ладно.

– Джули… – шепнул мне Кас, но не отставал.

Влившись в передние ряды, сначала я узрела королеву и двух Неприкасаемых, одетых по форме. А на полу…

Тут я поняла, с кем было связано это самое плохое предчувствие. Всё расплылось перед глазами, оставляя лишь мужчину, который с трудом вставал с колен, чтобы распрямить спину.

Сэт! Черная дыра, что же они с ним сделали?! И почему?

Он был обнажен по пояс, и на смуглой коже невооруженным взглядом были видны ссадины и пара кровоточащих порезов. Губа разбита, на подбородке набирал цвет серьезный синяк. И тем не менее он с вызовом смотрел на всех собравшихся.

С вызовом, который ему не простят.

Кас взял мою руку в свою и попытался увести за собой, но я не позволила. – Забирайте его, – пренебрежительно обронила Августина.

Некоторые тери недоуменно переглянулись.

Кто-то позади меня спросил: – В смысле?

– В прямом, – устало ответила королева. – Он ваш. Мне без разницы, что вы будете с ним делать. Трахните или убейте, все сразу или по очереди. Я вас не ограничиваю, мои дорогие. Шестой разочаровал меня и должен быть наказан. Это мое условие.

Королева удалилась, поднялась по длинной лестнице и скрылась за портьерами, оставляя лишь пару синтов в алых мундирах. Толпа зашумела, а все голоса для меня слились в нескончаемый гул, набатом бьющий о барабанные перепонки.

Трахните или убейте. Или все сразу… Звучало как чудовищный приговор. Безжалостный, потому что милосерднее было просто убить, чем бросить его, как кусок парного стейка в логово голодных исхудавших гиен.

Пусть у всех них были мужчины, это ничего не меняло. Такой лакомый кусочек – Неприкасаемого, ранее недоступного из-за своего статуса, им предлагали совершенно бесплатно. Бездушную машину без эмоций и чувств, которой можно попользоваться и передать следующей желающей.

Но кто здесь и сейчас на самом деле бездушный?

Ответ я знала. И Кас с Сэтом знали. Возможно, знала и Каролина. А остальные лишь спешили утолить голод.

– Я хочу его, – уже знакомая мне садистка решительно вышла вперед, хищно сверля глазами Сэта. – Первая.

Нужно что-то делать. Но что?! Их много. Сотни. И еще больше тут чужих синтов. А я одна… Выступлю в его защиту, но меня и слушать не станут. Некто с фамилией той, которую выгнали из совета из-за разногласий с королевой.

– С чего это вдруг ты, а Тель? Свои надоели?

– А тебе нет? – усмехнулась она, но я не следила к кому та обращалась.

Мозг принялся лихорадочно соображать. – Предлагаю аукцион!

– Зачем, если от него отказались?

– Ты всегда прибираешь самое лучшее к рукам.

Сэт слышал все это, но он не выглядел сломленным, а скорее безучастным. Будто собственная судьба его ни капельки не волновала, и он лишь наблюдал за ней со стороны. Сильный и уверенный в себе мужчина закрылся ото всех, нацепив маску абсолютного безразличия.