Одна кровь!

Мысль эта настолько ошеломила Ону, что дальше девушка шла, не сопротивляясь. Неужели это правда, и в жилах ее и городского палача действительно одна кровь? Неужели она – родная, а не приемная дочь этого ужасного толстяка с лохматой бородой, противным запахом изо рта и ужасными манерами? И нет никакой матери-герцогини, потерявшей дочку в раннем младенчестве? И ее не подкидывали в колыбели к чужому порогу? Боже, как жить c таким знанием?

?на не сопротивлялась, когда ее привели в ту часть пустыря, где было меньше сора. Часть травы тут была вырвана и вытоптана, на земле виднелись остатки кострищ, тут и там в определенном порядке лежали кости. Девушка вздрогнула – один череп показался ей человеческим.

Ее втолкнули в круг, повалили на землю. Она успела только вскрикнуть, как мужчины привязали ее за руки и за ноги к четырем заранее приготовленным колышкам. Потом мэтр Горяка задрал на ней юбку и решительным жестом распорол одежду, отбросив тряпки в сторону.

– Вот так, Оночка! – его рука скользнула ей по груди.

Девушка содрогнулась и закричала. Но крик быстро оборвался, когда некромант ударил жертву по лицу:

– Молчать!

– Нет, – всхлипнула девушка. - Не надо! Пожалуйста! Отпустите меня! Я не хочу… папа…

Тот заколебался, и мэтр Горяка сразу почувствовал, в чем дело.

– Заткните ей пасть, - распорядился он, выпрямляясь.

– Но…

– Делайте, что говорят! Вы хотите, чтобы она своими воплями приманила инквизитора? Нам же не допрашивать ее!

– Мама! – завопила Она во всю мощь легких. - Спасите! Помо…

Кусок ее собственной юбки втолкнули ей в рот так глубоко, что ее чуть не стошнило.

– Отлично, - некромант встал на пределами круга. - Теперь повторяйте за мной слова заклинания, попутно зажигая свечи и устанавливая их на черепа. А когда я кивну головой, подойдете и вспорете девчонке чрево.

– Мм-м-м! – взвыла ?на, тараща глаза и отчаянно дергаясь в путах. Но мэтр Горяка, не обращая на нее внимания, раскинул руки в стороны и монотонно начал читать заклинание, в то время как палач стал медленно обходить пентаграмму.

Одна за другой не спеша загорались свечи, установленные на черепа. Ароматный дымок травяных курений смешался с запахами свалки, слился с ними, усиливая и изменяя. Одновременно слабое сияние появилось в воздухе. Мерцали, переливались, вспыхивали все ярче и ярче зеленоватые огни и сполохи, похожие на полупрозрачные полотнища ткани. Против воли, Она засмотрелась на это зрелище. Это было завораживающе, жутко, странно, но… красиво. Если бы только в этой красоте не гнездилась ее смерть.

Тело окутало невидимым покрывалом. Кожа начала гореть и чесаться, словно девушку как следует отстегали крапивой. Но это жжение было еще и приятным. Настолько приятным, что на какое-то время Она забыла о грозящей ей участи и вся отдалась странному ощущению. Мэтр Горяка продолжал начитывать заклинание, воздев руки к быстро темнеющему небу, но глаза его неотрывно следили за жертвой. Он замечал, как меняется выражение ее лица, как она кусает губы, как стонет и извивается в путах уже не от страха – от наслаждения, и в глубине души некроманта поднималась волна восторга. Все шло по плану! Девчонка даже не почувствует, как к ней придет смерть. Только бы у ее отца не дрогнула рука! Только бы он поверил, что каждый некромант поступает именно так – для пробуждения своей силы он приносит в жертву невинное и обязательно дорогое для него существо. Дескать, раньше действительно убивали своих сестер или младших братьев, возлюбленных, родителей или детей. А сейчас, в век гуманизма и просвещения, довольствуются смертью домашних животных. Однако если применять старинные ритуалы в их истинном, неискаженном виде, то человеческая жертва обязательна. Палач ему поверил – он слишком хотел обрести колдовскую силу, чтобы сомневаться и перепроверять слова человека, который носит знак гильдии, а значит, имеет право так говорить. ?н поверил, ведь не так уж и важно, что говорить, правду или ложь. ?лавное – с каким лицом говорить!

… А все получалось. Получалось! Заклинание уже вступило в решающую стадию. Перебить его на этом месте вряд ли кто-нибудь сможет. Такое под силу либо тому, кто произносит заклинание, либо…

Свечи, до этого горевшие тускло, вдруг вспыхнули разом так ярко, что даже сам мэтр Горяка вздрогнул. Его толкнула в грудь волна пробужденной силы. Мир содрогнулся.

– Ты готов?
– некромант нашел взглядом своего «ученика». – Иди и делай! Ну!

Палач вытянул из-за пояса нож и сделал шаг. Кончик лезвия его оружия загорелся пронзительно-синим огнем. Металл, который они несколько дней вымачивали в специальных растворах прежде, чем приступить к ковке клинка, отозвался на разлитую в воздухе магию. В тот момент, когда он коснется кожи жертвы, все начнется и кончится.

Мэтр Горяка затаил дыхание. Еще минута, и он потеряет над заклинанием контроль. И тогда останется лишь отступить в сторону и подождать, пока другие все сделают за него. И…

Огни. Уже? Так скоро? Ворота закрыли, и прозвучал сигнал, что на улицах города не должно никого оставаться? А, не все ли равно? По документам пустырь не принадлежит городу. Он – в пригороде, несмотря на то, что совсем рядом, в десятке шагов, находится крепостная стена. На него не распространяются законы. Они могут свободно продолжать заниматься своим делом. И магия…

Они движутся. Сюда? Зачем?

– Именем Святой Инквизиции…

А? Что? Он не ослышался?

?ни уже совсем близко. Уже слышен гул голосов и шаги. Трава и кусты хрустят под ногами.

– Именем Святой Инквизиции – прекратить!

– Э-э… мэтр?

Палач стоит на коленях над жертвой. Нож светится в сгустившемся, потемневшем воздуxе. Рука слегка дрожит. ?н колеблется? Сейчас?

– Ты колеблешься? Сейчас? – шипит мэтр Горяка.

– Но… там…

– Наплевать! Живее! Они не успеют!