Они должны прийти на повторный приём через несколько дней. Я надеюсь узнать, какое у неё всё-таки будет имя. Надеюсь, что оно будет.

Почему-то вспоминается история моего рождения, много раз рассказанная мне в детстве. Меня в этой истории не ждали, ждали мальчика, сына. Ему и имя заготовили, мужское. Специально на УЗИ просили не сообщать пол, так были уверены в первенце. А родилась я, не мальчик биологически ни разу. У меня тоже не было имени, не припасено оно для меня было. Ну, правда, родители экстренно открыли календарь и назвали меня, даже и месяца не прошло. Но что-то общее с этой сморщенной крошечной девочкой я углядела, определённо.

Забавное. В Гватемале, впервые за долгое время, чувствую себя в абсолютной безопасности. Оттого ли, что получилось то, что могло не получиться? Оттого ли, что ушёл страх за будущее и появилась уверенность в нём? Не знаю пока точно. Просто чувствую.

Вообще, здесь я много что чувствую. Порой это поддерживает. Порой штормит и уносит в панику. Чаще всё же поддерживает.

На последней перед моим отъездом сессии психолог пожелала мне помнить, что рядом со мной есть другие люди. А ещё сказала, что мой масштаб личности неизбежно будет притаскивать новые поводы для паники, но я точно каждый раз выживу. Понятия не имею, чего там по масштабам моей личности, но вот про людей рядом точно убедилась. Весь мой путь в Гватемалу на них держался.

Вложение, о котором ни капли не сожалею сейчас, – одиннадцать месяцев еженедельной терапии. Спасибо Алле, моему прежнему руководителю, которая как-то мягко убедила сделать это. Правда, мне нереально везёт с людьми.

Разболтались с сеньорой Эверильдой.

У её мужа диабет, вот уже десять лет как. Он тут у многих, но пока что никто не может мне ответить на вопрос – почему. Сеньора первая, кто попытался.

– Думаю, потому, что мы ничего не делали для своего здоровья, когда были молоды. Мы просто жили, работали. А сейчас нам больше семидесяти лет, мы стали что-то делать, но помогает ненадолго.

Рассказывает про свою свекровь. Та не дожила до своего столетия около трёх месяцев, редчайший случай для Гватемалы. Сеньора Эверильда несколько раз восхищённо повторяет:

– Очень крепкая женщина была, очень крепкая.

Замолкает на несколько минут, трогает меня за руку и говорит:

– А мы не крепкие, совсем не крепкие. Поэтому нам и нужна помощь.

Прошу разрешения сделать фото. Она снимает тёплую кофту, под которой оказывается расшитая блуза:

– На фотографии нужно быть одетой красиво.

Харальд Габриэль.

Он приехал в клинику, неистово вопя, отказываясь измерять температуру, звонко кашляя и чихая – простыл.

В Гватемале сейчас сезон дождей, по ночам температура опускается до +15 °C. За те две недели, что я здесь, – несколько раз бывало и +8 °C, деревня в горах. Большинство сельских домов не имеет ничего похожего на систему отопления. Стены каменные, плохо прогревающиеся и плохо просыхающие. Часто в домах нет дверей – просто проём в стене и тканевая занавеска.

Каждый приёмный день к клинике очередь из простывших детей и взрослых.

Харальд весит 5 килограмм и 300 грамм, что для его двухмесячного возраста, в общем, нормально. Здесь часто дети весят меньше положенного. Потому что будущие матери, нося ребёнка, продолжают работать в поле. Я была в поле с одной матерью. Из еды для себя и двоих детей у неё была вода в термосе да два леденца.

Он родился в Centro de Salud под наблюдением медиков, а не дома. В этом ему повезло больше, чем большинству младенцев, – здесь в деревнях почти все рожают дома.

Пусть это будет не последнее, в чём ему повезло.

Сегодня пациентка спросила – не страшно ли мне тут. Почему-то вместо ответа вспомнились кусочки из того, что было в моей жизни:

– тазик с водой, в котором моешь сначала чашки, потом тарелки, а уж напоследок кастрюли, как самые грязные;

– школьный автобус, до которого идёшь три километра, а он не приезжает, потому что мотор замёрз при минус тридцати;

– скорая, которая, если за полтора часа на бабушкин приступ доедет, так чудо чудное;

– первая питерская работа «с людьми, которые имеют трудности в общении», оказавшаяся вебкамом;

– общежитие железнодорожников, в котором одна девочка разрезала вены на ногах, другая оторвала унитаз от основания во время рвоты, а мальчик спрыгнул с двенадцатого этажа;

– четыре дня до стипендии, прожитые на тридцать восемь рублей.

Ещё какие-то фрагменты, так уже, по мелочи.

Пациентка переспросила, страшно ли.

Нет, мне не страшно. Мне уже очень мало что страшно.