Шрифт:
В удалённых от городов гватемальских деревнях нет места, где можно быстро зарегистрировать новорождённого. Учитывая, что большинство родов происходят дома, даже без присутствия комадроны, то не оказывается никого, кто мог бы хоть как-то официально засвидетельствовать факт появления нового человека. Привычки самостоятельно фиксировать жизненные этапы у жителей тоже нет. Впрочем, и потребности такой нет. Часто пациенты, даже имеющие на руках документ с датой рождения, не могут ответить, сколько им лет. Просто протягивают документ, и уже врачи читают с него число, месяц и год.
Оттого, вероятно, что зачатие и рождение младенца здесь – не сродни таинству. Это вообще не событие. Это просто жизнь.
Так и живут они с примерным своим, одному Богу известным возрастом.
Семья сеньора Андреаса и сеньоры Марты – одна из самых образованных в Чуинахтахуюбе.
И я сейчас не про привычное образование – в школе они оба учились всего по нескольку месяцев. Марта даже читает с большим трудом, писать и вовсе не может. Я про другое.
Познакомилась с ними случайно – сквозь заросли вышла прямо в их кукурузное поле на склоне горы. Смеркалось, они уже собирались уходить. Прошлась с ними до дороги, познакомились на ходу. Напросилась на завтра прийти поработать с ними в поле, поговорить. Разрешили.
Назавтра встретились по свету, днём. Сеньор Андреас убирал с поля камни, высохшие старые кукурузные стебли, а нападавшие сосновые ветки откладывал в сторону – для костра. Сеньора Марта готовила кукурузные и фасолевые зёрна к посадке, выбрасывала пустые, подгнившие, оставляла в корзинке хорошие. Мне поручили сначала рыхлить мотыгой каменистую землю, не всю подряд, а лунки – каждая на расстоянии одной ступни от другой.
Работая, разговаривали.
Андреас рассказал, что он был в числе тех мужчин из деревни, кто семь лет назад помогал строить клинику.
– Как там поживает доктора Виктория? Я помню её, хорошо помню!
– У неё всё в порядке, она приезжала сюда недавно.
– Дети-то у неё появились? Она хотела, помню.
– Да, у неё скоро четвёртый родится.
– Ох, четвёртый! Значит, и правда, хорошо живёт.
Дожидаюсь, пока Андреас отойдёт подальше, к краю поля. Шёпотом спрашиваю у сеньоры Марты:
– А почему у вас только двое детей? Тут почти у всех много…
– Потому что видите, у нас поле маленькое, его на больше детей не хватит, даже двоих нам сложно прокормить.
– Как вы делаете, чтобы больше не появились дети?
– А я к вам в клинику хожу каждые три месяца, укол делаю. Когда мы с мужем узнали, что в клинике можно будет и детей лечить, и уколы такие ставить, мы сразу поняли – хорошо это для нас будет. Мы в клинике вообще много хорошего узнали.
Вспоминаю, что на днях действительно видела Марту в клинике, приходила на инъекцию. И ещё несколько раз видела их детей – пару раз в месяц каждый точно простынет, особенно во время сезона дождей зябко в доме.
– А соседи что-то говорят вам, спрашивают, почему у вас не много детей?
– Говорят иногда. Говорят, что родили бы мы ещё двоих детей, смогли бы второе поле получить и больше кукурузы выращивать. Но мы знаем, что второе поле не поможет нам, на четверых детей будет мало. А ещё я могу умереть в родах, и тогда мужу плохо будет с детьми одному. Так что лучше мы будем самую лучшую кукурузу на своём маленьком поле сажать, зато она точно вырастет, и нам будет что поесть.
Протягивает мне корзину с отсортированными кукурузинами:
– Кидай в каждую лунку по пять зёрен. Я буду закапывать.
За месяц очень сблизились с медсестрой Мириам. Наверное, потому, что чаще всего рядом с ней работаю – в приёмном покое клиники.
Мириам чуть моложе меня, ей двадцать три года. В приёмную она всегда притаскивает с собой чашку кофе, она фанат кофе. И совсем не фанат завтраков, готовит их с огромным трудом. Рассказывает, что в Португалии не принято завтракать чем-то, кроме чашки кофе и кусочка хлеба с маслом или джемом. Просто нет даже других блюд для завтрака, не знают о них – и не готовят, соответственно. Но тут, если мы будем все завтракать кофе и кусочком хлеба – на этом топливе мы пять часов работы до обеда не протянем. Тем более, что и хлеб-то у нас есть не всегда, он тут дорогой до жути. Так что по очереди учим Мириам готовить более плотные завтраки: кашу, омлет, оладьи. Она старается, очень. Каши у неё всё ещё получаются чуть хуже, часто слипаются, а вот оладьи и омлеты уже на отлично.
Рассказывает, что её бабушка в Португалии сломала руку. В перерывах между пациентами пишет бабушке, справляется о самочувствии, подсказывает, к какому врачу нужно ещё сходить, находит девушку, которая сможет приносить бабушке продукты и готовить. Бабушка для Мириам самый важный в мире человек – она её вырастила. Одна, без всех. А ещё Мириам рассказывает, что именно благодаря бабушке она выросла не грустным, а весёлым человеком. Грустное в жизни было, и много. Но бабушка всегда находила способ рассмешить, замечая разное: то кота, у которого жопа в форточку не пролазит, то мужчину, за которого в 7:38 утра во время кофе ей придумалось выйти замуж, то ещё что. С котом в итоге всё хорошо, с мужчиной тоже, бабушка Мириам всё ещё не замужем, но работает над этим. А Мириам с нами, в гватемальской деревне, и нам с ней здесь точно веселее. Особенно веселит нас и пациентов её испанский с жужжащим португальским акцентом.