– Сколько людей?

Кожин: – Точно не скажу, но все часовые на станции видели, может быть еще кто-то был в наряде. Зенитчики, опять же, эти, как их… операторы ПУАЗО 7 , которые с прожекторами человек сто точно видели. А может и больше.

– И чтобы никто никогда не проговорился? Это невозможно.

Я согласен с сомневающимся. С сентября сорок второго до начала двухтысячных… хотя бы после распада СССР, когда секретность можно было забыть. Те, кто дал подписку о неразглашении, могли разгласить. Надо поискать в литературе.

– Зуд!

– Э…

– Поищи в российской документалистике, в разных публикациях информацию о странном воздушном бое над станцией Лычково в сорок втором.

Я поручил еще киберкостюму вызвать такси до здания архива. Впрочем, до Адмирала Макарова я мог бы и добежать, но мне хотелось поважничать. Пока мы ждали машину, связался с Валентиной, отозвалась Диана:

– Алексей, она сейчас на совещании у руководства, говорить не может. Перезвоните позже.

– Я хотел узнать, аспирант Петров там?

– Да, он подходил к Валентине, она ему подписала пропуск в зал спецдокументов, но я не видела, чтобы он уходил, для этого отмечаться у куратора не нужно, читателя проверят на выходе без нее.

Ну, ясно. Никаких копий, фото, это ж секретные документы.

– Я понял Диана, передайте, что я звонил и сейчас еду к вам.

Диана отключилась.

Как интересно, наши костюмы наделенные имитацией искусственного интеллекта, сами перенимают наши с Валей характеры. В отличие от хамоватого и юморного Зуда, Диана – правильная девочка-отличница. Как моя Валя. Они подружки. А с Зудом у Дианы – роман, така любовь!..

– Зуд, скажи Диане, чтобы со мной была поласковее.

– Она на работе, Алексей, и сам понимаешь… офицеру охраны положено соблюдать строгость и субординацию. Кстати, я нашел кое-что. Ты просил.

– Давай.

– Публицистическая книга Артема Петрушина «Секретное оружие Сталина», две тысячи третий год, Астрель, тираж три тысячи экземпляров. Среди массы разных прототипов экспериментальных самолетов, пушек и танков, описан вагон-вертолет СССР-1, конструкции неизвестного КБ. Автор пишет, что никаких данных о таких разработках не нашел, но есть только свидетельские показания бойцов 34 армии, что летающий вагон участвовал в ночном воздушном бою в районе Старой Руссы и был сбит. Чтобы не достался врагам, его подорвали на месте падения. Обломки утопили в болоте.

– Он цитирует документы, есть фотокопии рапортов?

– Есть, но исходящие данные от кого, кто визировал от особого отдела – все вымарано.

– Это понятно. А там прямо указано, что под Старой Руссой?

– Это догадка автора, раз указана армия, он предположил, что бой был где-то там. Места болотистые.

– Это я знаю, ты тоже… мы там с тобой перли по болоту по пояс. – я вспомнил, что тот Зуд в котором я пер, погиб в Блазново, а этот не может помнить тех событий.

Значит, кто-то или рассекретил те свидетельства или этот Петрушин получил допуск, почитал эти фантастические истории и решил заретушировать, но информация интересная. Не побоялся себя выставить трепачом и фантазером.

Аспирант Петров оказался здоровенным двухметровым мулатом, но черты лица его лишены вывернутых негроидных губ и носа-плюшки, а как раз наоборот, лицо овальное, тонкий правильный прямой нос и средней пухлости губы. Кожа – кофе с молоком, где много молока, серые или мультихромные глаза.

Пожимая руку Петрову, я понял, что правая его ладонь – протез. Открутил время назад, если ему тридцать, значит, он родился примерно в двадцатом. Активные боевые действия закончились к двадцать пятому, если парень потерял руку не в армии, значит в детстве. Расспрашивать его я не стал. Сам расскажет, когда захочет.

Петров захотел сразу, видимо уже привык, потому, представившись, объяснил:

– Я из Горловки под Донецком, в пять лет нашел ПФМ 8 , вот результат. Этот «лепесток» оказался без самоликвидатора, – он улыбнулся, – зато теперь я «двусмысленный», пишу и стреляю с обеих рук, – и чтобы избавить меня от вопросов по поводу цвета кожи, сам и пояснил: – Папка, кубинец, доброволец, приехал еще в девятнадцатом, женился, но погиб в двадцать пятом вместе с мамой, а меня в семь отдали в Суворовское училище. Фамилию я взял мамину, чтобы не было вопросов насчет национальности. Я – русский.

Аспирант очень эффектно смотрелся в серебристо-сером киберкостюме, подчеркивающем его атлетическую фигуру. На историка, книжного червя, он совсем не был похож.

А можно подумать, что я в такой же шкуре и с аналогичной формой – врач скорой? Наступило время разрушения стереотипов.

Я оценил его «шкуру», по сути, она, как и у меня – «нейромионикс», полагаю, что и начинка тоже от них. Значит, в компьютерной системе загружен обычный стандартный секретарь-помощник, полагаю еще и тренер, управляющий нейроинтерфейсом.