Суточное дежурство можно сравнить с медитацией, если бы не накапливающаяся физическая усталость, но она тоже доставляет удовольствие. Несмотря на рутинность моей работы, я ей наслаждаюсь. И каждый раз воспринимаю не как формальность слова благодарности от пациентов и родственников.

Мне это нужно. Для сохранения душевного комфорта.

Сутки через трое, иногда ежедневная работа в кабинете старшего врача, разбирая вызовы и жалобы. Беседы с молодыми специалистами, тренинги на выход из строя диагностической или лечебной аппаратуры. Все это моя профессиональная радость: разбить группу новых медиков на пары и заставлять их осматривать друг друга, отрабатывая такую древнюю медицинскую науку, как пропедевтика, то есть правила и методы осмотра пациента.

Когда молодые обычно спрашивают:

– Алексей Максимович, ну зачем нам это? Ведь есть ДК, он получает объективную информацию, его диагнозы безошибочны. Для чего вы нас заставляете осматривать больного руками и глазами?

– Для того, дорогие мои неофиты, что вы, раз уж избрали профессию лекаря, должны уметь обходиться только руками и глазами, потому что техника в отличие от вас имеет свойство ломаться. И еще, помните, врач не имеет права быть дураком, невеждой, чего-то не знать и не понимать. Вы же не хотите стать обезьянами с чемоданом. Или я не прав? То, что вам сейчас поручена не слишком сложная работа не означает, что вы можете обленить свой мозг. Вам эти годы нужны для выбора дальнейшего развития. Мой друг, например, мечтал, отработав по распределению, получить ординатуру по хирургии, я выбрал работу управленца и системщика. Так что, несмотря на такие крайние формы медицинского искусства, как в старину называли нашу профессию, нам всем нужно максимально глубоко разбираться во всех науках, включая и философию и физику. Не считая механических навыков рукоделия, то есть оперативной хирургии, хотя бы в объеме первой помощи.

И опять я наслаждался тем, как эти, по сути, еще совсем незрелые граждане, слушают меня. Приятно осознавать, что вот эти развивающиеся «молекулы» получают частичку моей любви к профессии. В их глазах читался азарт ожидания самостоятельной работы.

– Все будет. Все вы увидите и ощутите на своей шкуре, и очень скоро вы начнете испытывать совсем не удовольствие от дежурств. Вас начнет тошнить от стонущих и жалующихся, вы будете изнывать от жары и пота в светоотражающем моющемся комбинезоне и возвращаясь с вызовов для пополнения медицинских комплексов будете мчаться в душ, стараясь получить наслаждение за отведенные полчаса. Вы станете рассказывать родным и друзьям о глупых пациентах, об их странных поступках. Но потом успокоитесь и поймете, такова жизнь и профессия и нужно делать новый шаг, дальше или в сторону, потому что больше в этом состоянии оставаться у вас будет душевных сил. – Конечно, ничего этого я им не говорил. Я не имею права разрушать мечту этих детей. Человек имеет права на мечту. Без мечты он не человек, а животное, которое мечтает только о самых простых удовольствиях. А людям дано свыше -мечтать за пределами своих возможностей. Например, о звездах, о новых планетах, о преодолении этих своих возможностей, физических и умственных.

Мне повезло, я был создан с преодолением. Мои создатели заложили в меня чуть больше возможностей, чем у обычных людей. Чуть-чуть. Несколько процентов. Создан, чтобы быть уничтоженным, как только будет доказан успех эксперимента. Почему? Потому что страшно. Обычному человеку всегда страшно осознавать, что есть кто-то с исключительными свойствами. И если есть возможность этого исключительного удавить в младенчестве, пока эти способности как-то не проявились, то обычный человек постарается это сделать. Так погибли девять моих «братьев и сестер», а мне повезло. Наш убийца пал от руки моего отца. Чего боялась профессор Эльвира Вашкевич? Думаю, не нас, а своих кураторов, которые ее обязали выполнить условия эксперимента.

Я никаких экстраординарных свойств не замечаю. Как по мне, так я обычный человек. Не двигаю предметов мыслью, не поджигаю их взглядом, не умею летать, не знаю сотни языков, и вообще ничем не отличаюсь от всех других. Может быть, чуть быстрее запоминаю информацию, неплохо владею математическим анализом и системным программированием, почти не болею простудными заболеваниями. Но я уверен, за это спасибо моим родителям, закалявшим меня и тренировавшим. А не проекту «Вектор», по которому в моем генотипе оказались добавленные гены. Может быть, из меня и вышел бы «универсальный солдат», но не сложилось. Я оказался в обычной семье обычного офицера российского спецназа и учительницы русского языка и литературы.

Сутки закончились. Я отчитался на утренней конференции. Обычное дежурство, обычные люди. Три госпитализации. Один случай, на мой взгляд, интересный. Так бывает, когда вызывает приезжий человек. Не мигрант, не переселенец, у которого еще нет никаких документов кроме карточки с видом на жительство. А обычный турист. ДК не может получить никаких данных. Не во всех странах есть такая система, как в России. Человек впервые приехал в Россию, молодой человек. Еще мальчик. Ему восемнадцать. И вдруг начались сильные боли в животе.

Вот для чего нужен врач при чемоданах. Я поставил отметки в ДК: «Первичный осмотр» и «Приезжий». На опрос понадобилось почти полчаса. Осмотр, включая инструментальный еще полчаса, появились данные, и ДК выбрал наиболее вероятный: кишечная непроходимость, чуть ниже вероятность – острый аппендицит, атипичное расположение отростка. Когда я набрал свой диагноз, ДК замер на пять минут, связывался с главной базой Минздрава. Наконец принял: Да – вероятность «периодической армянской болезни» -90%. Следующим запросом я опять поставил в тупик программу госпитализации. На экран вышла надпись: «Амилоидоз кишечника не относится к заболеваниям, требующим стационарного лечения».

Однако, я уверен, что госпитализировать парня необходимо. Как я узнал, это был не первый спазм и болевой приступ в его жизни, но там, где он жил раньше, ему ни разу не довелось обратиться к врачу и получить документ о своей болезни. Его родные поили его каким-то отваром и боль потихоньку успокаивалась. А еще его болевые приступы никого не удивляли. Они бывали у мужчин в роду. Парень приехал из Сирии. Его национальность – дикая смесь самых разных Средиземноморских народов, от евреев до сирийских армян и греков, но мать – русская, и он записан, как русский. Я так долго копался в его родословной, что отказ от госпитализации он и его родные могли бы трактовать как проявление антисемитизма или иного вида расизма. Поэтому я решил, что нужно ехать. И демонстративно громко, для регистратора ДК спросил: