– Этот приступ у вас случился впервые?

Парень мотнул головой, но я не дал ему ответить, зажав рот ладонью в перчатке, и в ответ покачал головой. Изобразив губами – Да!

Он произнес с долей удивления:

– Да. Первый.

– Вот поэтому, вас нужно отвезти в больницу для уточнения диагноза, проведения обследования. Через два дня вас, вероятно, выпишут, – говорил я отчетливо, чтобы каждое мое слово записалось в фонограмме протокола опроса больного.

Обступившие нас родственники загалдели на каком-то птичьем языке.

Парня быстро собрали, и я его загрузил в брюхо моего дрона.

Рассказав эту историю на пятиминутке, я, конечно, не стал откровенничать, что больного парня вынудил солгать. Для его же блага. Сейчас он в хирургическом отделении, кроме уточнения диагноза, подбора лекарств, ему еще оформят нормальный полис ОМС, исправят все кривые записи в реестре госуслуг и медицинской карте, внеся туда одобренную «Ассоциацией абдоминальных врачей» схему лечения. А иначе ему пришлось бы недели две бегать по районной поликлинике, чтобы сделать все тоже самое, при этом боль снимать ему приходилось бы все той же «скорой» и опять ДК выдавали бы «Атипичный аппендицит» или «Синдром раздраженного кишечника». А использовать обезболивающие препараты при этих диагнозах нельзя.

Горыныч выслушал доклад, не двинув бровью. Он стреляный воробей и прекрасно понял мою маленькую аферу. Но иначе было нельзя. Парня нельзя оставлять фактически без помощи. Потому что в стандартах ДК нет схемы лечения острого болевого приступа при амилоидозе кишечника. Для России это очень редкая – орфанная болезнь, кроме того еще и не имеющая до сих пор способа исцеления. Наследственная патология белкового обмена, характерная для мужчин некоторых народов средиземноморья. Есть препараты, которые помогут больному переносить периодические боли в животе, но купить их можно только по рецепту. А рецепт выписать может только лечащий врач. И пока он вместе с диагнозом в жизни больного не появится – спасения тот не получит.

Я ждал, что заведующий произнесет уже ставшую классической фразу: «А вас, Зорин, я попрошу остаться!», но Горыныч удалился к себе в кабинет, ничего не сказав. Ну и хорошо.

Я влез в киберкостюм, дал команду Зуду отправить Валентине сообщение: «Привет, любимая! Я посплю дома и к пяти поеду в архив, увидимся вечером».

Я побежал в свою московскую квартиру.

Перед выходом с территории подстанции я спросил Зуда:

– Что прислал Самсонов?

Зуд ответил почти сразу:

– Информация высшей секретности. Самсонов написал, что все отчеты о деятельности партизан в районе деревень Мелеча, Чичилово, Починок и Калиты в период конца сорок первого до зимы сорок третьего года – закрыта. Ты просил узнать, что искал там Карл Вернер, на суде и во время следствия он не объяснил. Отговаривался банально: мол, хотел найти не захороненных сослуживцев деда – Макса фон Вернера. Как бы чувствовал долг совести перед погибшими соотечественниками.

– Я это и без него знаю. Он мог мне хоть что-то сообщить из этих секретов?

– Я только начал, – сварливо отозвался Зуд, – излагаю по порядку, как писал Самсонов. Он еще написал, что секрет связан с деятельностью партизанского отряда под командованием Бати. Подробностей он не смог получить. Только вот это: первые сообщения от командиров третьей Ленинградской партизанской бригады о том, что в описанном районе действует какой-то новый отряд пришли в августе сорок второго, базировался отряд в деревне Починок, превратив ее в неприступную крепость. Немцы в период сентября – по ноябрь сорок второго года трижды штурмовали эту деревню, их потери составили четырнадцать танков, три бронетранспортера. Две батареи пушек Пак-88, одна батарея пушек сто пять миллиметров и три мортиры калибра двести два миллиметра. Кроме этого они лишились почти полностью сто двадцать третьего полка и большей части дивизии Тотен копф – Мертвая голова. То есть ранеными и убитыми вермахт за четыре месяца боев с партизанами у деревень Починок, Чичилово и Мелеча потерял до полутора тысяч бойцов.

– И что в этом секретного? – не удержался я от вопроса.

– Ну, я не знаю. Это ты у Самсонова спроси.

– А какова численность была отряда Бати? – спросил я первое, что пришло в голову.

– Данных нет, но командир отряда «За Родину», контактировавший с отрядом Бати, сообщил, что основной состав этого отряда был из освобожденных пленных сто восемьдесят третьей стрелковой дивизии эркэкэа. И еще – Батя категорически отказывался покидать захваченный им район, не объясняя причин такого решения.

А вот это уже интересно. В сентябре сорок первого года истощенная, окруженная дивизия попала в плен, концлагеря, расстрелы. В сорок втором, там, где был один из концлагерей, поселяется отряд Бати, а бывшие пленные солдаты, дерутся так, что небесам жарко и немцы проклинают дни, когда попытались прорваться на восток через Демянск.

– Зуд, что известно об этом Бате? Хоть какая-то информация?

– Ничего.

– Ну, хорошо, а куда он потом делся?

– Неизвестно.

– Отряд как—то двигался? Есть его маршрут, они хотели выйти к своим?