– Нет, – ответил я. – Не в курсах.

Вожак вздохнул и картинно развёл руками, будто призывая своих подельников в свидетели.

– Та-а-ак, а ну-ка поясни мне, что это такое ты на ноги нацепил? – продолжал он, снова цикнув, сплёвывая.

– Кроссовки, – ответил я.

Он размахнулся и хотел ударить меня кулаком в ухо. Просто, с места, безо всякого предупреждения, всё с той же издевательской ухмылочкой на губах.

Я будто наблюдал его удар в замедленной съёмке. Легко увернулся от кулака, потом схватил его руку за запястье и увлёк на себя, используя инерцию тела молодчика. Он пролетел мимо меня, даже не поменяв выражение лица – наверно, просто не успел. А я продолжал удерживать его руку, пока его несло назад и потом он, теряя равновесие, падал вниз.

С тихим треском, который показался мне оглушительным, кость в его руке сломалась. Я отпустил запястье. Время снова вернулось к нормальному течению.

Старший молодчик катался у моих ног; он, скуля и подвывая, баюкал сломанную руку.

Остальные двое сначала растерялись. Потом, глядя друг на друга, синхронно оскалились и вытащили оружие. Первый – довольно-таки большой нож, второй кастет.

К этому моменту мой страх совершенно исчез. Осталась только отстранённая сосредоточенность.

Я сначала отпрыгнул в сторону, уходя от ножевого выпада, потом развернулся и ударил напавшего с ноги. Тем временем другой, с кастетом, попытался зайти мне в тыл. Я резко дёрнул его за руку. Потом направил оружие в затылок его подельнику.

Тот не успел оправиться от моего удара ногой и даже не оглянулся. Кастет с хрустом обрушился ему на голову. Молодик тут же упал, как подкошенный. Появилась кровь. Сначала он не двигался, а потом начал мелко сучить ногами.

Тот, который хотел достать меня кастетом, выронил оружие и медленно опустился перед дёргающимся напарником.

– Саня? – дрожащим голосом спросил он и потрогал его за плечо. Тот никак не отреагировал, продолжая сучить ногами. – Саня…

Теперь в его голосе звучал настоящий ужас. Он посмотрел на меня. В этот момент я понял, что он не настолько взрослый, как мне показалось вначале.

– Он же… он… – всхлипнул молодчик. —Надо скорую. Срочно скорую! Мотор, где мобила? Мотор?

Он посмотрел на заводилу, который немного притих, всё так же баюкая повреждённую руку.

– Мотор, мобила где! – повторил молодчик.

– В… штанах… – выдавил тот, кого он назвал Мотором.

Немного покопавшись, он достал огромную «Мотороллу» и лихорадочно начал набирать номер.

Я продолжал стоять на месте, отстранённо наблюдая за происходящим. И лишь когда молодчик дозвонился до оператора, я решил убежать.

Прошло три дня. Я начал робко надеяться, что всё обошлось. В школе меня сторонились, но этот вдруг возникший круг отчуждения оказался удобной штукой: не надо напрягаться, поддерживая ничего не значащие разговоры на переменах. Настоящих друзей у меня не было – а приятели… ну что приятели? Я вдруг понял, что мне даже комфортнее одному.

Они пришли утром, на четвёртый день, как раз, когда мама собиралась выходить на работу. Я это почувствовал – ещё до того, как посмотрел в дверной глазок.

– Кто там? – спросила мама удивлённо из кухни.

Настойчивый звонок в дверь повторился.

– Милиция… – ответил я тихо.

– Кто? – мама удивлённо переспросила и вышла в прихожую.

Я отступил в сторону и посмотрел на неё стараясь, чтобы мой взгляд не выглядел жалобно.

– Мам, наверно, это за мной… – тихо произнёс я.

– Что?.. – мамины глаза округлились. В них появился первый испуг.

Она подошла к двери, посмотрела в глазок и начала открывать замок.

Я стоял рядом. Безумно хотелось убежать, спрятаться под кровать и не вылазить – так, чтобы меня никто и никогда не нашёл.

Вдруг с необыкновенной тоской я подумал, что, если бы здесь был мой отец – он бы смог защитить меня от этих людей в синей форме. У него был бы твёрдый голос, он знал бы всё о правах, умел бы говорить так, чтобы становилось совсем не страшно…

Я с силой проглотил колючий комок в горле и заставил себя не думать об отце.

– Вы Петрова Анна Владимировна? – спросил один из милиционеров: суровый мужик лет сорока.

Рядом с ним стояли два мента помоложе, оба вооружены короткими автоматами. И какая-то женщина с рыбьими глазами за стёклами толстых очков. У меня внизу живота похолодело.

– Да, а что случилось? – ответила мама дрожащим голосом.

– Ваш сын, Герман Петров, тут проживает? – продолжал мент.

– Да… что он натворил? – теперь испуг в её голосе смешался с яростью.