— Ума ни приложу, что вы городите, — растерянно отозвался Нечаев. Впрочем, через уже через секунду, он видимо, понял, что прозвучал слишком несолидно и неуверенно, и поспешил спрятать это под едкой остротой. — Если таких бестолковцев, как вы, назначают министрами, видимо, дела у царизма не так уж и хороши, как вы утверждаете!

— Не спешите с выводами, Сергей Геннадьевич. Вы ведь, верно, хотите на волю?

Нечаев переменился в лице:

— Прекратите! Хватит лгать! Не в ваших полномочиях меня выпустить!

«Нервно лает, как голодная собака, перед которой вдали замаячил большой кусок мяса», — довольно подумал министр. А вслух он сказал:

— Не в моих. Но зато в моих силах помочь вам бежать.

— Для чего? — после пары секунд тишины произнёс террорист.

Его голос звучал глухо и срывался, словно у гимназиста на первом свидании.

— Чтобы вы стали тем, кем должны были — самым влиятельным русским революционером. Кумиром молодёжи. Новым Герценом.

— И какую плату вы с меня потребуете? Чтобы я сдавал товарищей Охранке?

— Не всё время. И не всех. Только самых непослушных, как Иванов. Тех, кто увлекается нелепой самодеятельностью. Тех, от кого никакой пользы ни нам, ни вам. Ну и, разумеется, ещё тех, кто окажется настолько самонадеянным, что попытается отобрать у вас звание царя террористов... Ах, да! Если вам понадобится угробить какого-нибудь министра или губернатора, вы спокойно сможете получить от нас его адрес, распорядок визитов, внешний вид выезда и динамит. Единственное: выбор самой, цели, разумеется, за нами. Впрочем, уверен, что ликвидация какого угодно высокопоставленного лица будет вам, Сергей Геннадьевич, лишь на руку. Пара-тройка таких акций — и вы будете объектом восхищения не только среди отечественных кружковцев, но и между всеми анархистами Европы, в любых этих ваших Интернационалах!

— Другими словами, вы собираетесь уничтожать с моей помощью неугодных субъектов? Будемте честны, Андрей Андреевич! Неужели власть уже настолько ослабела, что, вместо того, чтобы сместить пару неугодных чиновников, она выпускает из узилища своего злейшего врага лишь затем, чтобы тот их убил?

— О, нет! — Сказал министр. — Мне вовсе не истребление чиновников нужно. Без этого можно совсем обойтись даже, если вам неинтересно. Главное для меня — это чтобы вы забрали под своё влияние всю эту беспокойную молодёжь, всех этих кружковцев, поклонников Маркса, стремящихся облагодетельствовать народ... Всех этих безработных инженеров, которые с тоски подались в земские учителя и пропагандисты... Этих химиков, воображающих, что их бомба улучшит крестьянскую жизнь... Этих старых народовольцев, которых не добили двадцать лет назад, или которые бежали из ссылки, и на пятом десятке никак не уймутся... В общем, мне нужен кто-то, кто будет их всех контролировать.

Нечаев удивлённо смотрел на Николая Львовича и не перебивал. Тот продолжил, совсем уже прямо:

— Мы знаем, что революционной заразе никогда не разрушить Российской Империи. Также мы знаем, что эта зараза неистребима. В таком случае, не лучше ли для всех, если у этой интеллигентщины будет один общий главный вожак? Через вас мы сможем вступать в переговоры с молодежью, изымать из ее среды самых безумных, узнавать её мечты, её желания. Вы ж, в свою очередь, сколько угодной читайте своих иностранных социалистов, проводите конференции и съезды, собирайтесь у Казанского собора... Можете даже учить крестьян грамоте, если не будете пропагандировать бунт! Одним словом... — Тут министра осенило. — Одним словом, предлагаю вам, по сути, стать начальником парламента! Только парламент у нас будет не такой скучно организованный, как у британцев, а незримый, всенародный, нигилистский!

— Что за нелепые враки! — Нечаев расхохотался. — До парламента договорились! Этак скоро до республики дойдёт! Право, чем дальше вы говорите, Андрей Андреевич, тем сильней у меня ощущение, что что-то не так! Уж не началась ли революция?

— Ничуть. И не мечтайте.

— Не вляпалась ли Россия в какую-нибудь войну со всем миром навроде Крымской?

— И этого не дождётесь. Благодаря изобретению пулемёта, а также грамотной комбинации блоков на международной арене, двадцатый век будет веком и вовсе без войн!

— Ну, допустим, поверю... А скажите, жив ли царь Сергей? Не умирает ли? Не обнаружилось ли у него какой-нибудь неизлечимой болезни, что вы так засуетились? У него ведь нет наследников, я прав? Весь Петербург знает, что царь Сергей не интересуется женским полом! — Нечаев препакостно ухмыльнулся. — Мне тут, сударь, газет не приносят, однако, подозреваю, что он не только не дал потомства, но и не женился! Ну, а от остальных так называемых Романовых мы всё же Землю Русскую очистили, хе-хе! Скажите правду, министр: последний царь в России умирает, и вы готовитесь с большим переменам, не так ли?

— И снова вы кругом ошиблись, господин Нечаев! Государь женат и здравствует. Да и Романовых вам удалось истребить отнюдь не всех. Вот Михаил, например, объявился живым, младший сын Александра Александровича... Всё-то вы, нигилисты, делаете тяп-ляп... Ничего до конца не доводите... Всюду вам помощь нужна...

— Мы с детьми и не воюем, — ответил Нечаев. — Ну, а ежели он только объявился, то живёт не во дворце, я полагаю? Без охраны? Если так, то не сомневаюсь, что найдутся желающие закончить то дело, которое мы не доделали.